Наталья Шагаева - Максим

– А где Лена? – спрашиваю я, осматриваясь по сторонам, но матери не нахожу.

– Кто? – Макс снимает очки и кладет их на столик между нами, опираясь локтями на колени. Не хочу пялиться на него, но невольно засматриваюсь на широкий кожаный браслет на его руке. Блин, почему я тоже не взяла очки, так было бы не видно, куда я смотрю.

– Забыл, как зовут женщину, с которой спишь? – отпиваю холодного сока и отставляю свой бокал на столик.

– У меня хорошая память, просто непонятно, почему ты называешь мать по имени, – он внаглую берет бокал и пьет мой сок.

– Может, потому что ее так зовут?! Так где она?!

– Елена спит, она немного устала, – спокойно отвечает он, а сам опускает взгляд на мою татуировку с цветком.

– От чего она устала? – так наивно спрашиваю я, и сама не замечаю, как беру бокал и отпиваю сок именно с той стороны, где прикасались губы Макса.

– Просто устала, – я заметила, что Макс очень неохотно отвечает на вопросы о моей матери, что еще раз доказывает, что он альфонс. Так и хочется спросить у него – платил ли он за этот отдых, или за все рассчитывается моя мать? Но я сжимаю губы, отставляя сок, отворачиваюсь от Максима и начинаю наносить крем.

– Может, помочь? – ухмыляясь, спрашивает Макс, когда видит, что я не могу нормально намазать спину.

– Нет, сама справлюсь! – отвечаю я, начиная злиться от того, что производители до сих пор не придумали ничего, чтобы человек без чьей-то помощи мог нанести крем на спину. Не успеваю поставить крем, как Максим подходит ко мне и забирает из моих рук тюбик, а я как полная идиотка отдаю его.

– Не бойся, я просто помогу, – его голос становится ниже, приобретая некую хрипотцу.

– А я и не боюсь! – заявляю я, а сама немного вздрагиваю, когда он прикасается к моей спине. Все, о чем я сейчас думаю, это то, что зря позволила Максиму к себе прикоснуться. Его свежий запах вновь пьянит и кружит голову. От его теплых ладоней, аккуратно наносящих крем, по телу расползаются мурашки, и учащается сердцебиение. Я словно таю от таких нежных прикосновений, начиная глубоко дышать, поскольку у моих бабочек начался пожар. В какой-то момент Макс прекращает наносить крем, и ведет кончиками пальцев по моему позвоночнику и плечам. Разум требует его остановить, но тело не слушается, оно наслаждается каждым прикосновением и хочет еще. Его пальцы проходятся по лямкам моего купальника, волосам, и я кусаю губы, потому что мне хочется простонать от неземного удовольствия и простых прикосновений. Никогда не была близка с парнем, неуклюжие обжимания и слюнявые поцелуи Егора не в счет – я не знаю, что делать – тело реагирует само. Сглатываю, прекращая дышать, когда Максим наклоняется к моему уху, убирая волосы.

– А я боюсь, Нюта, очень боюсь, – шепчет он, слегка прикасаясь губами к моей мочке. Я даже не берусь анализировать его слова, меня просто ведет, и я теряю равновесие. Макс ловит меня за талию, сильно сжимает, обжигая мою кожу в месте прикосновения. Он убеждается, что я обретаю равновесие, отпускает меня и вновь ложится на свой лежак, надевает очки, смотря куда-то вдаль. А я не могу пошевелиться, мне хочется злиться на себя за свою реакцию, на этого мужчину – за то, что посмел ко мне прикоснуться, на мать – за то, что она выбрала себе в любовники парня, от которого я теряю голову, и одновременно хочется плакать от всей этой ситуации. Вот так, как маленькой девочке, сесть на песок и устроить истерику. Закрыть глаза, а когда открою, чтобы все было совсем по-другому. Но чудес не бывает. Я теряюсь, боясь посмотреть в сторону Максима, встаю и захожу в море купаться, чтобы собраться и понять, что сейчас произошло.

Заплыла я довольно далеко, пока Макс не показался мне маленькой точкой. Пока плыла, ни о чем вообще не думала, пытаясь выкинуть все из своей головы. В какой-то момент я устала, и мне стало страшно. Я решила возвращаться назад, и, когда почти доплыла, твердо решила отстраниться от Максима и делать вид, что его не существует. В какой-то момент щиколотку что-то обожгло, и облепило. Дергаю ногой, и мне кажется, что в кожу впивается тысячи мелких иголочек. Больно, так, что я не могу шевелить ногой. Паника накрывает мгновенно, до берега рукой подать, а я ухожу на глубину, глотая соленую воду. В голове мелькает только одна мысль – это будет нелепая смерть, учитывая, что я пять лет занималась синхронным плаванием. Выныриваю, пытаюсь плыть вперед, но все равно периодически ухожу под воду, чувствуя, как сводит ноги.

Через несколько минут моей отчаянной борьбы, тело сковывает страхом, и я вообще не могу плыть, только барахтаться, глотая противную воду. Вновь ухожу на глубину, но сильные руки вытаскивают меня вверх, даря долгожданный глоток кислорода.

– Держись, малышка! – голос Максима звучит глухо, но я слышу его и цепляюсь за сильную шею, как за единственное спасение.

Он вытаскивает меня на берег, поднимает на руки и укладывает на лежак. Дышу глубоко, чувствуя тошноту от избытка соленой воды, на мгновение забывая о боли в ноге. И вот, когда я на пляже, и все обошлось, мне становится еще страшнее, будто я только сейчас осознаю, что, если бы не Максим, я могла утонуть, и никто бы мне не помог.

– Как ты? Что случилось? – взволновано, так же как я, пытаясь отдышаться, спрашивает Максим, нависая надо мной.

– У меня что-то с ногой, сильно жжет и сводит от боли, – морщусь я. Макс опускает глаза на мою ногу и хмурит брови.

– Похоже на укус медузы. Ты как? Дышать не трудно, голова не кружится?

– Нет, все нормально. Просто очень болит, – почти плачу я, ощущая, как жжение усиливается, словно меня укусило тысячу ос.

– Черт, синеглазка, потерпи минуточку, сейчас я позову на помощь, – Макс срывается с места и несется в сторону виллы. А я начинаю плакать в голос, чтобы облегчить боль и выпустить страх наружу. Зажимаю рот рукой и почему-то очень хочу к папе. Обнять его как в детстве, прижаться к нему, и все обязательно станет хорошо. Через несколько минут Максим появляется с женщиной и мужчиной, которые управляют нашей виллой. Мужчина вызывает скорую, а женщина рассматривает мою ногу. Слава богу, они знают английский и понимают все, что объясняет им Макс. Женщина посылает мужчину в дом за какими-то лекарствами, и объясняет, что здесь нет сильно ядовитых медуз. Все, что мне грозит – это боль, опухоль и, возможно, аллергическая реакция. Когда мужчина приносит аптечку, его жена начинает аккуратно чем-то обрабатывать мою ногу, протирая ее пахучими средствами, а я продолжаю беззвучно плакать, закрывая лицо рукой. В какой-то момент мою ладонь бережно убирают, и Максим заглядывает мне в глаза.

– Сильно больно? – спрашивает он, как будто ему тоже больно.

– Нет, уже легче, – признаюсь я, ощущая, как он стирает слезы с моих щек. – Просто я очень испугалась. Это так страшно, когда ты не можешь плыть и уходишь под воду, а вокруг никого, только глубокое море, – признаюсь я.