Дмитрий Соколов - Мединститут

– Ну подходи, поговорим, – разрешил Самарцев.

Он успел раньше. В учебную комнату за время его отсутствия, кажется, никто не входил. За столом одиноко сидел один Сергей Говоров, староста группы хирургов. Он листал учебник. Гинекологов ещё не было – в больничном буфете в этот час огромные очереди.

– Не пошли на операцию? – рассеянно спросил Аркадий Маркович. – Напрасно. Не взяли ассистировать – можно постоять посмотреть, задать вопросы. Пользы от этого будет больше, чем от учебника.

Слегка стукнув в дверь, вошёл Горевалов, и доцент попросил студента «всё же сходить в операционную». Говоров нехотя вышел, и врачи остались одни.

– Так что у тебя случилось, Петя?

Клинический ординатор сел, отвернулся, посидел так немного, точно борясь с нахлынувшими чувствами. Потом с усилием обернулся. Красивое лицо его было холодно и жестоко.

– Выгнали меня, – объявил он. – Лом меня точно пацана сделал. От стола кышнул так, что мало не показалось. Вся операционная небось до сих пор за животики держится…

– Постой, постой, – встревожился Самарцев. Несмотря на сбивчивость рассказа, было ясно, что случилось ЧП. – Спокойнее, и поподробнее. Так ты мылся или нет?

Пётр Егорович в нескольких сильных выражениях рассказал о своей ссоре с Булгаковым, о «соломоновом решении» Ломоносова, о безуспешном заступничестве заведующего. Несмотря на то, что ординатор использовал несколько нестандартную лексику – она была избыточно ёмкой и конкретной, непривычной уху – доцент ухватил суть сразу.

– А что за студент ассистировал Виктору Ивановичу?

– Такой, в очках, зануда. На еврея похож. Тут по ночам ещё шестерит медбратом. За Ломом как собачонка бегает, дневники ему пишет, выписки. Из вашей, кстати, группы. Его Антоном зовут.

– Булгаков, – сообразил Самарцев. –мЕсть у меня такой студент…

– Это хам, Аркадий Маркович. Я ему говорю – отойди, возьми крючки. Не слушает, лезет под руку, мешает. Из-за него простыню расстерилизовал, сестра сразу вой подняла, Лом мне по первое число вставил. Хам…

– Я с ним поговорю.

– Поговорите, Аркадий Маркович. Что б запомнил, как в другой раз… А то всё «субординация, деонтология»… А на деле…

– Что же касается Виктора Ивановича- не знаю, что и сказать, – вздохнул Аркадий Маркович. – Человек специфический. Мы все тут с ним мучаемся не первый год. Работал в Москве, в каком-то НИИ на кафедре и считает себя каким-то суперменом, которому нет преград. Я пытался попросить Гаприндашвили, чтоб он на него воздействовал. Но он за своих горой… Эта дурацкая история с огнестрельным…

Самарцев заставил себя прикусить язык. Ещё хватало жаловаться клиническому ординатору! Конечно, случай, произошедший в операционной, был безобразный. Но ничего кроме того, что поговорить с Булгаковым, как зачинщиком конфликта, Самарцев не мог.

В коридоре послышались оживлённые молодые голоса. Вернулись из буфета и попытались войти смеющиеся гинекологи, но Аркадий Маркович попросил их минутку подождать.

– Не расстраивайся, Петя. «Через тернии к звёздам». Чтоб ты не был сегодня безлошадным, поступай в моё распоряжение. Я сейчас на аппендицит пойду. Будешь ассистировать?

– Аппендицит? – по лицу Петра Егоровича было видно, что ассистенция на этой операции – слишком незаманчивое предложение для хирурга его масштаба. – Ладно, давайте. Но я вообще-то хотел аппендицит сам уже сделать. Что хоть за кадр?

– Не в этот раз, – мягко возразил Самарцев. – Там планируется общий наркоз, сложности. Не спеши, я помню. Подбираю тебе что-нибудь, как подберу – сделаешь.

– Подбирайте, Аркадий Маркович. За мной не заржавеет. Вы же знаете. Поедем ко мне на дачу на шашлыки с сауной. Или вас больше «Витязь» устраивает? Можно запросто зальчик организовать. С отдельным обслуживанием…

– Потом на эту тему поговорим, Петя, – Самарцев озабоченно встал, глянул на часы. – Её уже, наверное, подняли. Пока я со студентами пару вопросов обсужу, иди, распорядись там. Заполни историю – там стандартные анамнез и клиника. Проследи, чтоб её анестезиолог посмотрел. Разверни стол в ургентной и зови меня.

– Ладно, – Горевалов, махнув рукой, принял ситуацию.– Как фамилия? – деловито спросил он.

– Матюшина, 17 лет.

Пухлые губы ординатора тронула недоверчивая улыбка. Он внимательно посмотрел на Самарцева.

– Олька, что ли?

– Да, кажется, её зовут Оля. А ты что, её знаешь?

– Знаю. Дочка Сергея Петровича? Правда аппендицит? Нома-ально… – Пётр Егорович почесал крупную голову, поджал губы. Что-то весёлое вспомнив, не выдержал, рассмеялся. Ни следа того мертвенного вида, с которым он зашёл в кабинет. Всё же ему было только двадцать пять лет, и смешного в жизни было больше, чем грустного.

– Иду, Аркадий Маркович. Значит, историю, анестезиолога, операционную, и звать вас.

«Да, у некоторых комсомольская биография начинается со школы. Но опыт показывает, что таких немного, особенно среди тех, кто достигает каких-либо комсомольских высот. Много ли среди секретарей и заведующих отделами ЦК ВЛКСМ и ЦК ЛКСМ союзных республик бывших комсоргов класса? Единицы! Почему?»

(Советская печать, октябрь 1986 года)

Спустя два часапосле начала операции у больной Леонтьевой подходила к завершению. Хирурги даже опережали негласный временной норматив для подобных операций без малого на час. И это при том, что операция была сложна технически – во-первых, по причине чрезмерной упитанности больной, во-вторых, набитый камнями желчный пузырь располагался неудачно, внутри ткани печени. Что бы отделить его, не поранив ни печень, ни стенку пузыря, требовалось большое искусство. Осложняли дело и обширные спайки в области желчных протоков, оставшиеся после двух предыдущих воспалений. Нормальные анатомические взаимоотношения в воротах печени были нарушены, и работать хирургам приходилось буквально на ощупь.

Виктор Иванович и Антон Булгаков были по-прежнему вдвоём. Несмотря на то, что оскорблённый Горевалов окончательно их покинул, а ломоносовский стол окружали многочисленные студенты, и среди них тоскующий Ваня Агеев, предлагать свои услуги в качестве второго ассистента никто так и не рискнул. Ломоносова студенты побаивались. Между тем на соседнем столе Гиви Георгиевичу, решившему всё же ограничиться типичной резекцией 2\3 желудка, ассистировали сразу трое – хирург-стажёр из 6-й больницы и два интерна.

Виктор Иванович, поблёскивая золотыми очками, в четвёртый раз подозвал санитарку, чтобы та вытерла ему вспотевший лоб, прификсировал дренажные трубки, острожно подтянул тампоны, проверяя надёжность остановки кровотечения и обернулся к медсестре:

– Катя, сейчас будем закрываться и уносить ноги. Давай на брюшину. Не мне, – он не взял протянутый тут же иглодержатель, заряженный режущей иглой с длинной жёлто-коричневой ниткой кетгута. – Доктору! Шейте, Антон Владимирович. Теперь я поассистирую. Только не спешите, коллега. На вас теперь смотрит вся Россия…