Дмитрий Соколов - Мединститут

– Одним глотком, быстро, – скомандовал он.

Едва Булгаков перелил обжигающую жидкость себе в рот, старший забрал у него стакан, налил себе и глотнул залпом. Пока Антон с выступившими на глаза слезами ковырялся в портфеле и жадно сосал мочёное яблоко, капая себе на брюки, Ломоносов молодецки нюхнул рукав и медленно полез во внутренний карман, вынул измятую пачку болгарских сигарет «Стюардесса», выщелкнул сигарету, закурил, удовлетворёно пыхнул. Потом засунул пачку обратно, нашел руку Антона, вложил ему в ладонь что-то и сжал. Булгаков моментально покраснел и начал всовывать сложенную бумажку обратно.

– Ты что- дурак? – строго спросил Виктор Иванович, сверкнув очками. – Дурак?

– Нет, не дурак. Но…

–Твоя доля. Ну, хули вскакиваешь? Спрячь и не елозь.

– Нет! Виктор Иванович, я не могу. Нетрудовые доходы! Заберите…

– Сейчас! Комсомолец, блять. Спрячь, я сказал! – прикрикнул старший. – Сказано – твоё, значит, твоё. Самый что ни на есть трудовой доход, только без налога государству. Экий ты мудак, Булгаков. Всю жизнь на зарплату жить собираешься?

Антон угрюмо отвернулся и брезгливо спрятал бумажку, не глядя на неё и не разворачивая. Ломоносов повеселел.

– Так-то лучше. Ну, проскочила первая? Эта самая трудная, дальше лучше пойдёт. На-ка ещё соточку… Ёбнул? Ну вот, молодец…

Хлебнув ещё полстакана, Антон моментально ощутил тепло, прилив сил и необыкновенную ясность мышления. Он скушал пару вафель, вытер с губ крошки и закурил. Рядом сопел и дымил сигареткой Ломоносов. Дождь давно перестал, и в парке уютно темнело.

– Слушай, хорошо, что мы в этот гадюшник не пошли, – заметил он. – Вот же хуйня какая вокруг творится – не посидеть нормально, не выпить… Так что, говоришь, Самарцев тебя ругал?

Антон вкратце рассказал о разговоре с доцентом. Виктор Иванович выслушал не перебивая, только сигареты менял часто, прикуривая одну от другой и щурился.

– Я давно замечаю, что Аркаша-карьерист Петрухе жопку лижет, – проговорил он, – но чтобы так старательно… И Гиви за него теперь вступается, хотя сначала только плевался. Это интересно. Всяких уродов я видел в хирургии. Но чтоб так нагло себя вели…

– Послушайте, Виктор Иванович, в чём здесь дело? Откуда такой неограниченный блат? – очень сильно оживился Булгаков, всем корпусом разворачиваясь к своему учителю. – Ну учатся у нас – сын нашего декана, дочка профессора Карпенко с кафедры урологии. Ну, не без заносов ребята, но не борзеют. А вот откуда этот Горевалов? Что он не институтский, то есть не сынок никого из профессорско-преподавательского состава, мы уже выяснили. Но откуда он тогда?

– Похоже, орудует очень серьёзная мафия… – медленно проговорил Ломоносов. – Я не знаю. Фамилия неизвестная, ни у кого из центрового городского начальства такой нет.

– Может, он непрямой родственник…

– Может. Но всё равно странно – сейчас влиятельными родственниками хвастаются на всех углах. А хули ж тогда он скрывает?

– А если они из КГБ или из партйных сфер? Там же все засекречены.

– Не до такой степени. Сейчас гласность, Антон. Да и чего скрывать, даже если и из КГБ? Да пиз@дни он такое кому-нибудь по секрету, так завтра все знать будут, только молчать-бояться. Нет, тут что-то не то. Впрочем, х… с ним, – Ломоносов скривился и начал возиться с бутылкой. – Хирург только из него гавённый получится, как бы Сам и Гиви не шестерили.

– Но если давать оперировать, то быстро ведь руку набьёшь? За два года, наверное, можно, – ревниво заметил Антон. – Вон, в 3-й хирургии Емельянов младший, интерн, сын заведующего. Так батя его натаскивает, на все свои операции берёт, первым. Толик хвастался, что уже сам торакотомию делает…

– Чего? – остановился Ломоносов и уставился на Антона. – Ты в цирке был?

– Где? В цирке? Был в Москве… в детстве…

– Видел там номер – медведь на коньках?

– Видел, по телевизору.

– Значит, можно медведя научить на коньках кататься?

– Можно…

– А чемпионом по фигурному катанию такой медведь стать может?

– Не может.

– Вот так и наша профессия. Оперировать обучить можно – натаскать, вдолбить, отшлифовать технику. Хули, если руки есть. Одну только вещь нельзя сделать – сделать дурня хирургом, ибо хирург – это чемпион…

– Так, граждане, распиваем? – раздался звучный радостный голос. – В общественном месте? Сержант Крапивин. Документики попрошу ваши.

Рядом с «пьющей» скамейкой незаметно появился рослый, румяный милиционер с рацией и кобурой на ремне. Картинно отдав честь, он протянул руку в перчатке за документами. У Булгакова неприятно засосало под ложечкой. Ещё не хватало! Вот и попались. Сейчас мент узнает кто они и откуда, а потом на институт придёт письмо о распитии студентом Булгаковым спиртных напитков в общественном месте. Дальше последует вызов в деканат, проработка на комсомольском собрании… диплом вдруг показался Антону далёким, как никогда и весьма призрачным.

– А в чём дело, сержант? – высокомерно спросил Ломоносов. – Мы, кажется, сидим тихо, не нарушаем, в кустах не ссым.

– Портфельчик ваш откройте. Не хотите? Тогда документики. Или пройдёмте в отделение, оформим протокольчик.

Ломоносов засопел и снова полез во внутренний карман, порылся там и протянул милиционеру какой-то документ в обложке.

– Ты посмотри повнимательней, – попросил хирург. – Там всё написано.

Сержант перелистал записную книжку, нашёл какой-то листочек, незаметно вынул его, спрятал в карман. Улыбнувшись, он вернул книжку владельцу, снова взял под козырёк.

– Всё в порядке, товарищи. Показалось. Пока сидите. Только не засиживайтесь – у меня через час смена.

– Поняли, сержант. Сейчас закончим…

Милиционер повернулся и пошёл дальше по аллее. Ломоносов хмыкнул.

– Во бля, жизнь настала, – вздохнул он. – Ещё хорошо, что нам служивый попался, четвертак, сука, взял. Но с этими ещё хоть как-то договориться можно. А вот если б дружинники – то всё, хана. От тех не откупишься. Друг на друга стучат… комсомольцы. Эти б в отделение поволокли.

– Виктор Иванович, – тихонько спросил Булгаков, всё ещё не веря, что опасность уже позади, – вы ему что, двадцать пять рублей дали?

– А сколько ты бы дал? Десятку – мало. Нет, десятку он бы взял, только сидеть бы здесь не дал, погнал. А так он нас ещё час поохраняет. Деньги, сука. За деньги сейчас всё можно.

– Не всё, – сердито ответил Антон. – Деньги не делают нас.

Ломоносов иронично глянул на младшего товарища, презрительно усмехнулся.

– Эх ты, комсомолец! До чего ж у молодёжи мозги засраны. Думать надо больше, смотреть по сторонам и думать. Не думаешь ведь ни х… Всё коммунизм строить собираешься.

– «Всякое умаление социалистической идеологии, – не то в шутку, не то всерьёз, процитировал основоположника Булгаков, – влечёт за собой наступление идеологии буржуазной»…