Ричард Брук - Созвездие разбитых сердец

Павел только теперь вспомнил ту официантку, которая их обслуживала утром вместо Фаи, и признал, что Димон не так уж и не прав, фемина была вполне достойна чего-то получше роли подавайки в переднике. Но сейчас его думы были как никогда далеки от флирта и уж тем более – эротических фантазий, а вот над образом Иуды определенно стоило еще поразмыслить до следующей репетиции…

– Напрасно стараешься, Купидоныч, наш Аполлоша весь поглощен искусством, ему в таком состоянии твои стрелы, что слону дробина… – пошутил Андрей Петренко, как всегда тонко почувствовав настроение друга.

Но Дима Минаев деликатностью не отличался, особенно когда сам западал на хорошеньких танцовщиц или вот – официанток. Илона при первом же подкате дала окорот, Фаина по уши влюбилась в красавчика Бердянского, танцовщицы же на разминках и прогонах обзывали Минаева неуклюжим медведем… На личном фронте дела у него шли с переменным успехом – только и оставалось, что утешаться с фанатками… те-то на все были готовы, только подмигни. А тут – такая аппетитная девка, прямо на блюдечке, ну грех же не приволокнуться за ней на виду у всей труппы! Ну и хорошо, что Бердянский ее не заметил или не оценил по-достоинству. А может, и правда, собрался остепениться? Нина на это намекала прямым текстом…

– Ясно все с тобой, приятель… – печальнейшим голосом констатировал Димон. – Похоже, скоро салатиков поедим под трам -там -тарам -там-там-там -там- тарарам -тарарам! – и он забарабанил пальцами по подголовнику водительского кресла в такт известной мелодии.

– Не поминай Мендельсона всуе, придурок… – беззлобно ухмыльнулся Павел.

– Аааа, значит, я прав? Решили все-таки с Нинкой расписаться, да? – Минаев сунулся между сиденьями, жарко дохнув пивом на сидящих спереди друзей.

Павел промолчал, желая подвесить интригу, но тут вдруг оживился Войновский и спросил его с самым серьезным видом:

– Это что, правда насчет тебя и Нины? А как же твоя дрим-роль в «Кровавой свадьбе»?

– А что с ней не так?

– Да все не так, если ты и правда вздумал жениться! Тебе тогда выбирать придется – или Мендельсон, или Лорка.

– Почему это? Опять твои завиральные идеи и фрейдистские теории? Леонардо – моя роль, как для меня написана, и я ее сыграю, ты сам обещал! И моя личная жизнь тут совершенно ни при чем!

– Еще как причем, Павлуша… я-то знаю, о чем говорю… Для роли Леонардо нужно оставаться вечно голодным любовником, а не сытым мужем… Ты ведь с Нинкой своей налюбишься до отвала и не сумеешь убедительно сыграть его драму… Нет, Бердянский, не сможешь. Ты после своих ночных загулов все либидо теряешь, а твоим мортидо только детишек пугать на новогодних елках… в роли Кощея. Не губи свой талант, не смешивай Эрос с Танатосом… Сублимация рождается из фрустрации, а фрустрация – из воздержания и недоступности объекта!

«Фрейдист хренов! Лучше бы прямо так и сказал, что считает Нинку бездарностью и держит ее в труппе только по большому одолжению!» – раздраженно подумал Бердянский, но снова промолчал, не желая обсуждать личную жизнь и планы на будущее, которых по сути как не было, так и нет. А вот Нина так старалась создать у всей труппы впечатление, что между ними уже все решено, что сегодня просто перешла черту.

«Сама, дура, напросилась, чтобы я ее послал практически!» – он еще больше разозлился, вспомнив свое скандальное заявление в кафе и ту истерику, которую ему пришлось выдержать уже потом, в гримерке. Успокаивать рыжую бестию пришлось наедине, долгими поцелуями в разные места и нежным интимным массажем, от которого она в конце-концов и сомлела прямо на банкетке. Мир был восстановлен, но вот надолго ли?

– Останови здесь, пожалуйста! – вдруг попросил Андрей, когда машина свернула с Садового кольца в сторону зоопарка.

– Зачем? Ты разве не с нами? В багажнике жратвы на роту солдат, и твоя веганская хрень тоже там…

– Нет… я тут кое-что вспомнил… в общем, мне нужно сегодня одно дело сделать… срочное… – замялся Петренко, старательно отводя глаза от зеркала заднего вида.

– Ну ладно, как знаешь… – Павел сбросил скорость, перестроился и притормозил возле метро «Баррикадная». – Но, может, позвонишь там, отменишь все свои дела? Мы же все-таки договаривались заранее! Вон как раз и автоматы, жетон тебе дать?

– Не надо, у меня есть… – Андрей явно колебался, раздираемый как всегда, мучительным противоречием: одна сторона его творческой натуры требовала покоя и уединения, другая же любила шумные вечеринки и темное пиво… Он немного постоял в нерешительности, потом все-таки мотнул головой, наклонился к окну и сказал:

– Ладно, я быстро. Мне только пару звонков сделать…

– Давай, мы тебя ждем. – Павел предусмотрительно включил аварийку и полез за сигаретами, Димон тут же жадно потребовал еще и себе, а Войновский, похоже, опять впал в транс или анабиоз – в общем, в то самое состояние ухода в себя, при котором никакие внешние факторы его не волновали.

– Эх, жалко парня! Ну вот почему, объясни мне этот парадокс, почему получается так, что он постоянно влюбляется в тех баб, которые влюбляются в кого-то другого? Вот в тебя, к примеру… Если бы не ты, они с Нинкой не то, что свадьбу сыграли, первенца уже народили бы! – Димон снова проявил себя слоном в посудной лавке, от души потоптавшись теперь уже на гордости Андрея, их общего и давнего друга. Хорошо, хотя бы заочно.

– Зато как играет… – вдруг подал голос откуда-то из иномирья Войновский и наставительно добавил – Вот она, сублимация в чистом виде… возгонка творческой энергии из мошонки прямо в душу… Не то, что вы, повесы и распутники, все свое богатство на баб тратите…

– Ой, вот только не призывай нас принести Мельпомене обет целомудрия, для этого дела монастыри придумали и вон, понаоткрывали заново. – фыркнул Павел, а Димон попросту загоготал, оглушив друзей децибелами могучего баритона. Отсмеявшись, он покровительственно похлопал режиссера по плечу:

– Ладно, убедил, на тебя девок приглашать сегодня не будем, сэкономим пару сотен баксов…

– Какие девки, Минаев?! – искренне возмутился Войновский и даже обернулся к артисту, вальяжно развалившемуся на заднем сиденье:

– Вы мне обещали что? Обсудить важные моменты спектакля! А на самом деле вам всем лишь бы нажраться и потрахаться, да?

– Ну да, в этом же и смысл весь! Сегодня ж пят-ни-ца! – желая помешать режиссеру превратить грядущий мальчишник в очередное производственное совещание, резонно возразил Димон. – А спектакль не убежит никуда, до премьеры еще сто раз все успеем обсудить и прогнать! Ну… если тебя это утешит, могу прямо щас спеть за весь Синедрион, хочешь?

Минаев начал демонстративно прочищать горло и уже набрал полную грудь воздуха, когда Антон протестующе поднял руки: