Виктория Пыргару - В плену судьбы

Мужчина спустился со сцены и, подойдя ко мне, взял змею и, улыбнувшись, сказал:

– А вот и первый претендент. Идем, девочка.

Прикусив губу, я сказала:

– Никуда я не пойду. Мне и тут хватило. И вообще, чего это я не верю. Я верю.

Мужчина, улыбнувшись, сказал:

– Все равно идем. Раз она приползла к тебе, значит, тебя выбрали в претенденты. Идем.

Мама, повернувшись, сказала:

– Никуда она с вами не пойд…– и запнулась, когда он повернулся.

Змея, сидящая у него на плече, вытянулась к ней чуть ли не на метр. Прикусив губу, я посмотрела на маму и подумала: «Что за глупости, избрали в претенденты? Кто избрал? Какая-то никчемная рептилия?» Я кое-как встала, а мама ничего особо не могла сказать.

Мужчина взял меня за руку и сказал:

– Осторожно, не упади тут.

Три человека, сидевшие с края, отвели ноги в сторону и прижали их к сиденьям, чтобы нам удобно было пройти. А то ишь чего, расселись до этого, будто у себя дома, а кто-то даже умудрился положить ноги на переднее сиденье, так как там никто не сидел. Я покосилась на маму, но она все так же сидела и молчала.

Кое-как я проделала на сцене тот же номер, что и мужчина. Тот, стоя сзади, положил руки мне на плечи шепнул:

– Не бойся. Страх чувствуют многие, и сущности, и животные, и всякие демоны.

Прикусив губу, я покосилась на свои плечи, а мужчина посмотрел на зрителей. Номер закончился. Мужчина, улыбнувшись, сказал:

– Ну как? Сложно или просто? Вот без меня сложнее было бы, – и буркнул себе под нос: – Возможно.

Он поднял вверх мою руку и свою заодно. Все стали хлопать, кто-то крикнул:

– Браво, бесстрашная девочка!

Мужчина, покосившись на ту штуку, где была змея, повернул меня к себе и, прикоснувшись пальцами к моему подбородку и немного погладив, завел руку за спину, под накидку, и через минуту каким-то образом вынул оттуда шоколадку. Подмигнув, он протянул ее мне.

Я удивленно поморгала глазами, а он, улыбнувшись, наклонился и шепнул:

– Да бери. Одна девушка попросила меня отдать ее тебе. Помнишь такую блондинку?

Я кое-как взяла шоколадку и убежала. Он, улыбнувшись, сказал:

– Не мог не отпустить, увы, зрителей столько вокруг. Но ничего, еще встретимся с тобой.

Он ушел со сцены со своими приборами и той штукой. После этого еще было два номера, а затем конец представления, а значит, номер со слонами. Сперва все было хорошо, затем слоны как будто свихнулись, задрали кверху ноги, едва не скинув наездника. Все ахали и охали. Я покосилась влево. Около манежа стоял тот мужчина в темном костюме, но затем, развернувшись, куда-то пошел. Спустя минут пять слоны стали вести себя спокойно, как и перед выходом. Прикусив губу, я хмыкнула.

После представления можно было прокатиться на слонах. Я подошла и встала в очередь. Меня посадили на слона, мы проехали по кругу раз, проехали два, и вдруг опять что-то произошло. Я едва не слетела со слона. Дрессировщик, подхватив меня, поставил на пол. Посмотрев на меня, он покосился на слона и сказал:

– Ничего не понимаю. Странно как-то.

Какая-то странная реакция, но ладно. Возможно, это от того, что я исполняла номер на сцене. Такая реакция обычно бывает у лошадей и слонов, когда они видят змей. Я ушла, хмыкнув.

Мама сказала:

– Блин, страшно, наверно, было, да? Жесть. Как можно работать с такими змеями и не следить за ними?

Я пожала плечами. С одной стороны, мне это понравилось. Хотела бы я снова исполнить этот трюк, но, увы, я не люблю рисковать, а это было опасно.

Через три дня мы снова петляли по улицам, словно скрываясь от кого-то. Прошел месяц, наступил следующий.

Как-то утром я спала часов до двенадцати. Мама куда-то ходила, затем пришла домой и села на стул, о чем-то задумавшись.

Минут через пять мама зашла в комнату и сказала:

– Собирайся. Быстренько.

Через две минуты я вскочила, посидела на кровати и снова на нее упала, затем все же поднялась и стала неспешно одеваться. Мы вышли из дома и опять куда-то поехали, как позже оказалось – в аэропорт. Я сказала:

– Зачем нам в аэропорт, мам?

Она сказала:

– Молчи, тихо. Так нужно, и не спрашивай.

Я сказала:

– Мы от кого-то скрываемся, да?

Мама сказала:

– Нет. Дочь, это совсем не важно.

Сзади мимо проезжающего автобуса появились те двое мужчин, будто выросли из-под земли. Один, улыбнувшись, сказал:

– Беги, беги. Не убежишь ты от меня, от нас не сбежать. Просто отдай то, что должно, и можешь жить спокойно. Не можешь заплатить – отдай то, что дорого твоему сердцу, или вообще бы не брала тогда, – и он зловеще хихикнул.

Я случайно повернулась. Темноволосый брюнет, улыбнувшись, сказал:

– Не каждый ощущает взгляд на своей спине. Нет, многие, конечно, ощущают, но тогда, когда уже поздно. Эх, ты не представляешь, во что влипла одна женщина, и ты благодаря ей тоже.

Мы быстро скрылись в аэропорту, кинули сумки, затем прошли в зал на другой контроль, попутно обменяв билеты на посадочные талоны. Мы прилетели в какой-то город. Месяц-другой жили спокойно, но вскоре опять поехали в аэропорт и снова улетели в новый город. Порой мы по какой-то причине меняли множество городов, хотя я не понимала почему. Я стала ходить в школу, пока было, казалось, спокойное время. Однажды вечером я пришла домой едва ли не к девяти. Мама крикнула:

– И где ты, дура, шароебилась все это время? Шалашиха гребаная, шлюха.

Я удивленно замерла и сказала:

– Да вообще-то я это… с подругами гуляла, мам. А не как то, что ты подумала там, хотя я и не знаю, о чем ты думала.

На другой день пришла, случайно схватив двойку по одному предмету, да еще и с конца урока ушла. Мама пихнула меня на кровать, рывком схватила за волосы, взяла ремень и замахнулась им. Раз хлестнула, два хлестнула. На третий раз занесла руку, но зацепилась за люстру ремнем и каким-то образом ее сорвала.

Я пихнула маму на кровать. Люстра упала на то место, где она стояла раньше. Вскочив, я убежала, а мама осталась сидеть на кровати в шоке и удивлении от произошедшего.

Я сидела на кухне и меня посетила мысль: «Никто не вправе тебя бить и хлестать ремнем, даже если эта женщина является твоей мамой». Вытаращив глаза, я подумала: «У меня что, смысловые галлюцинации, или мысленные, если быть точнее?»

Пришла в другой день из школы. Мама крикнула:

– Ты где была, сука драная?! Шалашиха гребанная, проклятая. Будь ты проклята! Надо было тебя придушить, когда ты еще была младенцем.

Я, прикусив губу, убежала в ванную и закрылась там. Стояла слезы лились из глаз… смывала их водой, иногда умываясь. Снова мысль: «Да уж. Печально как-то все. Отчасти жаль тебя, хотя это звучит глупо». Я нулем на мысли неизвестно чьи и от кого идущие.

Спустя время мы приехали в город, в котором жили до нашего путешествия по городам. Побыли несколько дней и нам сообщили новость, что папы не стало. Весь этот процесс, похороны, все дела… потом я еще и заболела немного. Не знаю, может это было связано с тем, что я немного разозлилась и землю швырнула в третий раз так, что все удивились бы этому, если бы увидели.