Полина Раевская - Паранойя. Почему он?

– Собирайся, Лар, – бросил я, прерывая рассказ какой-то двоюродной тётки. Тёща неодобрительно поджала свои тонкие губёнки и покачала головой, горестно вздыхая.

Да-а, тяжела доля интеллигента, когда зять отъявленный люмпен, хотя у неё и муженёк не далеко уехал. Пожалуй, я бы посочувствовал, если бы не знал, как эта двуличная паразитка любит зелёненькие, скрывая свою алчность за вечно кислой физиономией.

– К чему такая спешка? Где папа? – поинтересовалась жена, подойдя ко мне.

– Поехали, я устал, – напустил я на себя вид вселенской усталости, чтоб Ларка не доставала вопросами.

– Опять что-то не поделили, – тяжело вздохнув, резюмировала она.

От необходимости отвечать избавил сын, влетевший в столовую, словно ураган, а точнее ошалевший свинёныш: огненные волосы торчали в разные стороны, как у Эйнштейна, глазёнки по пять копеек лихорадочно горели, а лицо и одежда были измазаны то ли шоколадом, то ли какой-то грязью, как и руки, в которых он держал брыкающегося кота. В общем, нормальный такой видок десятилетнего пацана. Но у моей жены были другие представления о том, как должен выглядеть наш сын, поэтому она недовольно поджала губы, становясь точной копией своей мамаши. Меня аж передёрнуло, стоило только представить, как проснусь однажды с двойником тёщи.

– Денис, что за вид?! – воскликнула Лара, но сын, будто не слыша её, повернулся ко мне и протараторил:

– Пап, можно я у бабушки останусь? Никичу разрешили.

– Нет, никаких… – начала было жена, но я тут же прервал её.

– Оставайся, сына, – заговорчески подмигнув, потрепал его по всклоченным вихрам.

– Серёжа! – возмутилась Лара, но её голос потонул в восторженном вопле Дениски. Перепугав беднягу-кота, сын помчался к выходу из столовой, где его поджидал двоюродный брат.

– Денис, вернись сейчас же! – сделала жена попытку достучаться до сына, но это был дохлый номер. Получив своё, Дёня поспешил слинять.

– Спасибо, пап! Пока, мам! – крикнул он напоследок и скрылся за дверью.

– П*здец! – психанув, ёмко высказалась Ларка, одарив меня взбешенным взглядом.

– Лариса! – ахнула тёща, хватаясь за сердце. Вся родня застыла в изумлении, я же едва сдерживал хохот. В кои-то веке жёнушка сделала мой день.

Она явно собиралась сказать мне еще пару ласковых, но сдержалась: в очередной раз поджала дрожащие от ярости губы и круто развернувшись на каблуках, быстрым шагом покинула столовую, ни с кем не попрощавшись. Я решил добить это тухлое сборище и театрально провозгласил:

– Вот, тёща, это всё твоё воспитание! Красней мне теперь из-за твоей доченьки.

– Долгов, когда ты покраснеешь, случится всемирный потоп, – сыронизировала Ларкина бабка, хотя «бабкой» её можно было назвать с огромной натяжкой. В свои восемьдесят она выглядела намного лучше тёщи и вела настолько активный образ жизни, что оставалось только позавидовать её энергии. Из родственников жены она была единственной, к кому я испытывал симпатию. Поэтому, улыбнувшись, сердечно распрощался с ней. Расцеловал в обе щёки, на что она выдала:

– Дочу будешь так нацеловывать, целуй нормально.

– В засос что ли? – подразнил я её.

– А хоть бы и так, – хохотнула она. – Или что, уже обделался?

– Бабуля, да я саму смерть целовал, – насмешливо закатил я глаза. Нашла тоже, чем пугать.

– Какая я тебе бабуля, засранец?! – воскликнула она возмущенно. Я же решил не тратить время на препирательства и притянув к себе, смачно чмокнул бабку в её тонкие губенки, намазанные шлюшно-красной помадой. Она тут же расхохоталась мне прямо в рот.

– Серёжка, ты что творишь поросёнок эдакий?! – зарделась, ей богу, как девчонка. Вот что поцелуй животворящий даже с самыми прожжёнными бабами делает, а Родионовна была той ещё штучкой. Всех воротил края перетрахала в своё время.

– Взбадриваю тебя, бабуль, а то ты заскучала совсем, – парирую с ухмылкой.

– Ой, Долгов, как был наглецом, так и помрешь. Иди благоверную «взбадривай», а то совсем внучка дерганая стала.

– Ну, так не мудрено, – фыркнула тёща, недвусмысленно взглянув на меня, как бы говоря: «с таким-то муженьком».

– Не мудрено, – насмешливо согласился я. – Столько себя изводить этой веганской хернёй – свихнуться можно.

– Не говори, вообще не понимаю эту моду, – кивнула Анна Родионовна.

– Мода тут совершенно не при чём, – возразила тёща и принялась что-то разъяснять свекрови, но слушать я уже не стал. Махнув всем на прощание, направился к ожидающему меня на заднем дворе кортежу из трех машин. Сев в «Гелик», дал ребятам знак, что можно ехать, а после перевел взгляд на сидящую рядом жену.

Лариса, отвернувшись к окну, всем своим видом демонстрировала обиду. Я же только сейчас заметил, насколько она осунулась: и без того тонкие черты заострились, придавая лицу строгость, синева под глазами и бледность кожи не скрывали ни одну морщинку, а соответственно и возраст. Удручающую картину завершало каре, которое меня просто убивало. Короткие стрижки у баб я не признавал, как и ставшую столь модной худобу и андрогинность. Женщина должна излучать здоровье и красоту, чтобы её, прежде всего, хотелось трахнуть, а не накормить.

Поскольку жена знала мое мнение на этот счет, мне было совершенно не понятно, чего ради она извела себя диетами и состригла свои буйные кудри. Пусть в последние пару лет наши отношения были довольно прохладными, но как по мне, это ещё не повод, чтобы уродовать себя. Хотя объективно – стрижка ей, конечно, шла и всё бы ничего, если бы она напрочь не убивала всякую индивидуальность, превращая очаровательную женщину с ноткой загадочности в какую-то невзрачную ледышку.

Раньше в её каштановую гриву хотелось зарыться обеими руками, пропуская сквозь пальцы мягкий шёлк волос, теперь же… не хотелось ничего. Виной тому прическа или же кризис семейной жизни мне, если честно, всё равно. Просто смотрю на жену и понимаю, что как-то ни горячо, ни холодно.

И вроде бы это всё не ново. За семнадцать лет брака мы пережили кучу всяких кризисов. Бывало даже смотреть друг на друга не могли – бесились от каждого слова и действия. Но то были хоть какие-то эмоции, сейчас же не было ничего, кроме понимания, что всё со временем пройдёт, просто нужно не давать себе волю и щадить чувства женщины, которая родила мне детей.

– Мать, ты обиделась что ли? – спросил через «не хочу». Выслушивать, что у неё там накипело вообще не в кайф, но лучше пусть выпустит пар сейчас, чем потом будет месяц выносить мне мозги по поводу и без.

Как и ожидалось, Лариса тут же взвилась, словно ужаленная. Повернувшись, резанула раздраженным взглядом и дрожащим от ярости голосом процедила:

– Да причем здесь обиделась, Долгов?! Меня просто задолбало это всё!