Виктория Падалица - Эффект бумеранга. Часть первая

– Но я ведь объяснила… на словах. Я не хотела, это все непогода виновата… Врасплох застала.

Кое-как выговорила свое оправдание, затаила дыхание и медленно подняла глаза на Романа Яковлевича, надеясь, что внутренний голос, неустанно предостерегающий об опасности, ошибочно принял Жениного брата за другого человека.

В тот же момент показалось, что на голову с бешеной скоростью рухнула планета и сплющила меня в лепешку. Не в силах пошевелиться, я смотрела на него и чувствовала, как мои глаза становились все шире и шире. Все вокруг поплыло; даже почудилось, что лицо Жениного брата перекошено на одну сторону, уголки губ в левой части неестественно приподняты, в то время как его ненавистная физиономия, в целом, не выражала никаких эмоций. Ни малейших. Кроме глаз его черных, адских пугающих глаз, в которых мигом утонула моя надежда вместе с желанием жить. Как тогда, так и сейчас утонула безвозвратно, захлебнулась в жестокой черни его глаз. Чувствую знакомый запах, дорогой мужской парфюм, который моментально вернул воспоминания о том, что произошло семь лет назад. Перед глазами проплыла зверская картина собственных многочасовых страданий и мучений, и его руки в крови, и удары по щекам, и многое другое, что никогда не забудется…

Это он, тот самый насильник. Но я продолжала по-дурацки себя уверять, что передо мной стоит сейчас совсем другой человек. Этого просто не может быть. Это не он. Мне всего лишь кажется!

Да, мне стало страшно. Ожидала, что он причинит мне боль снова, как и тогда, на заднем сидении его машины.

– Выговор вам, Дарья Анатольевна. Первый, или уже нет? Давайте посмотрим ваше дело. Пойдемте со мной.

Роман Яковлевич вернулся в кабинет и прошел к картотеке, находящейся слева от стола. Мне показалось, что и с походкой его что-то не так: прихрамывает немного, волоча за собой ногу, и скрип то ли от пола, то ли от обуви его слышится, причем, достаточно отчетливо. Или это все мое волнение заставляет воображение видеть и слышать то, чего нет на самом деле. Не могу никак прийти в себя, в голове туман, виски сдавило настолько сильно, что дышать стало больно.

Удерживать тело в вертикальном положении выходило так тяжело, словно тонну раскаленного железа держала в руках вместо отчета, и ноги вот-вот подкосятся, не выдержав того веса. Чтобы не упасть, я оперлась плечом в дверную раму, продолжая наблюдать за тем, что делает Женин брат.

– Таак, Дарья, Дарья… А вот и вы, Дарья Анатольевна Разумовская. Правильно? Попалась, которая кусалась. Простите, не удержался. Мгм… – он достал мое дело и открыл его. – Что мнетесь? Присаживайтесь.

Роман Яковлевич стоял ко мне спиной и листал дело, но сообразив, что я не слушаюсь, повернулся. Родимое пятно на его шее выглянуло из-под черного воротника. Черные, как уголь, глаза смотрели на меня с придиркой.

Я же, невзирая на приказ, не могла и с места сдвинуться. Пальцы дрожали, глаза выпучено наблюдали за братом моего Жени. Жениха моего любимого… И как я могла быть настолько слепа, что не заметила их сходства между собой ранее?

Сопоставив, что не сплю, и передо мной действительно тот самый монстр из прошлого, которого надеялась больше никогда не встретить, я разжала руки и рвано выдохнула, отпустив непосильную тяжесть. Бумаги посыпались на пол и легли в хаотичном порядке. Я, унимая дрожь, в бессилии опустилась вслед за ними. Подобрать отчет или бежать отсюда подальше? Не знала только, что лучше сделать в моем случае? Не получится убежать, только уползти смогу, и то не факт. Скорее всего, сердце мое возьмет остановится.

– С вами все хорошо?

Не успела я понять, почему слышу его голос слишком близко, как Роман Яковлевич уже сидел передо мной на корточках и вглядывался в лицо. Пялился на меня, сверлил чернью сверкающих глаз, да так сверлил, что насквозь, казалось, дырявил. Я замерла, так и не взяв листок, за которым потянулась.

– Вы, наверняка, запыхались. Воды принести?

Я взглянула на Романа Яковлевича с непониманием и паникой, но до его глаз добраться не решилась. Заметила лишь глубокий корявый шрам от губы к виску на правой половине его лица, по диагонали деливший пополам щеку. Уродливый шрам такой величины не мог не броситься в глаза, чем и отпугивал от его чудовищного обладателя еще сильней. Вот о каком дефекте говорил Женя.

Роман Яковлевич, заметив, по всей видимости, что я неподобающе долго смотрю на его шрам, опустил голову и резко прокашлялся в руку.

Похоже, теперь не я одна в шоке пребываю от нежданной встречи. Роман Яковлевич Быков… Тот самый подонок. Насильник. Чудовище. Отец Арины. И почему он не сдох, когда можно было? Когда ему сама судьба дала шанс сдохнуть, зачем он выжил? А вдруг я все-таки ошиблась, и этот человек просто сильно похож на него?

Я осмелилась и поглядела на Романа Яковлевича снова. Те же черты, которые успела выучить наизусть миллион раз и столько же раз возненавидеть, созерцаю теперь уже не с портретов, а вживую. Все пропорции в моих попытках изобразить чудовищный оригинал якобы положительного героя войны соблюдены в точности до последней его морщинки. Кроме шрама, его не было в тот страшный день. Я бы порадовалась собственной завидной способности запоминать лица людей, будь это любое другое лицо, и даже бы похвалилась, показала бы рисунки, подарила бы несколько… Но именно его облик я мечтала забыть раз и навсегда.

Кто же порезал лицо этому уроду? За дело искалечили, точно же! Мало ему, надо было еще и голову отрубить, чтоб знал, как на женщин бросаться!

– Отвернись. И чтобы я больше не видел, что ты меня разглядываешь, иначе пожалеешь. Сильно пожалеешь. Уяснила? – грубо и тихо прошипел он, затем вернулся к столу. Подошел к месту, по праву принадлежащему Жене, уселся в кресло, по-хозяйски откинувшись на нем и развернувшись в сторону окна. – Марш отсюда. Отчет сам подберу.

Еле справившись с волнением, кое-как отработала на автомате до половины шестого вечера и принялась в спешке собираться домой. Все самое важное успела сделать за день, стол, считай, чистый. Осталось только несколько необработанных заявок, поступивших от клиентов на продажу запчастей в долг, но они уж как-нибудь подождут до завтра.

– Ариша, я уже иду. – говорила с дочкой по телефону, пока застегивала сапоги. – Да, сегодня обязательно куплю блестки. Конечно, и пироженку твою любимую. Ага, жди и скажи бабушке, чтобы разогревала ужин.

Окончив беседу, подскочила с кресла и двинулась к шкафу, одеваясь так быстро, как только могла. Хватит с меня работы и переживаний на сегодня. Завтра придется все равно идти к монстру-директору и согласовывать эти чертовы заявки. Еще вчера проблем с этим не было, Женя быстро решал подобные вопросы. Но с этим уродом, и моральным, и физическим, братцем его, страшно было даже стоять рядом, не то, что заказы обсуждать.