Мила Левчук - Первая волна: Сексуальная дистанция

Самый сильный на свете застыл и едва чувствовал ноги. Я думаю, та вода была около 12-15 градусов и наши тела быстро теряли тепло и силы. Мы умирали, это ясно. Еще полчаса-час, я вконец окоченею, не устою, и мы захлебнемся.

– Не бойся, я с тобой, – прошептал я синими губами и погладил ее по волосам.

– Я ничего с тобой не боюсь, – ответила она, подалась вперед и ее мягкие, холодные губы прижались к моим.

В первую секунду я оцепенел, моргнул, а потом чуть шевельнул губами, и мы слились как два подходящих кусочка пазла в неподвижном, согревающем до живота поцелуе. От восторга в моей груди дыханье сперло и сердце забилось быстро-быстро. Это был наш первый поцелуй! И, похоже, последний. Он длился и длился. Я не знал, что делать и надо ли, просто замер и наслаждался узким лучиком счастья в черной яме нашей судьбы.

Когда наши губы разомкнулись, я тяжело дышал и отчаянно, до крика хотел жить, а не умирать. Только не сегодня, только не так!

– Я тебя спасу. Ты веришь мне? Веришь?

– Я верю тебе, – она улыбнулась, мягко, одними губами. Уже не такими синими, но очень-очень бледными.

Прижимая ее к себе как драгоценность, я сделал шаг к стене, протянул руку и кончиками пальцев провел по краю шахты.

– Сядь ко мне на спину, держись за шею! – велел я и она быстро подчинилась.

Я пошел вдоль ямы, ощупывая край окоченевшими пальцами и пол кедами. На дне было много битого кирпича и я, пиная крупные осколки, соорудил себе небольшую горку, привстал на нее и крепко ухватился за выступающий штырь арматуры у края.

– Аль! Лезь по мне как по лестнице. Хватайся, подтягивайся. Наступи на колено. Быстрей, пока держусь!

Я согнул ногу, уперся в стенку шахты и почувствовал, как она подтянулась на мне удушающим приемом, воткнулась острыми локтями в плечи, оперлась на мое бедро коленом и уцепилась за руки, впиваясь ногтями. Потом встала уже ступней, осторожно распрямилась.

– На плечо коленом! Давай! – командовал я, трясясь от натуги. Шершавая бетонная поверхность словно стружку снимала кожу со сползающего по ней колена, пальцами я до крови вцепился в бетонный край.

Она послушалась. Уперлась и в следующую секунду легко вспорхнула с моих плеч за край могилы. От облегчения я рассмеялся и затрясся еще сильнее. Те участки тела, где она согревала меня собой, стремительно и очень неприятно остывали.

– Беги за помощью, приведи кого-нибудь, я дождусь. Я в порядке! – я изо всех сил старался не стучать зубами слишком громко, но выходила очень сбивчивая, прерывистая речь, как будто я пытался говорить на бегу.

– Нет! Я не брошу тебя здесь! Ты сказал верить в тебя, я верю. Ты можешь сам! Я тебя не оставлю одного в этом жутком месте. – Она легла на живот, как я до этого и хватала, гладила мои руки, подтягивая к себе. – Я столько раз видела, как ты красуешься на турнике. Я же знаю. Ты можешь. Я видела! Хватайся и подтянись, – ее голос дрожал, она была в безопасности, но я понимал, не уйдет, не оставит.

А потом она схватила мою руку с окровавленными пальцами, которыми я цеплялся за край, когда она выбиралась и начала целовать, повторяя:

– Бедный мой бедный. – и прижалась щекой к ладони, – Ты же герой, ты сможешь.

И я, мать его так, смог! Присел так, что вода сомкнулась у меня над макушкой и толкнулся от дна что есть силы. Выпрыгнул чуть дальше, ударился пальцами о камни, заскользил назад, обдирая локти, но одна рука крепко схватила кусок арматуры, вторая ухватилась за вмурованный в пол камень, в плечи вцепилась Альбина и потянула на себя что есть силы. И я рванул. Ей навстречу, на адреналине, на мощном, разрывающем меня чувстве любви и какого-то душевного подъема, как бывает у людей в минуты высшего героизма. Наверное… Не так уж часто меня посещают приступы высшего героизма, извините.

Подтянул себя чуть выше. Уперся в край локтем, заскреб кедами по стене, резиновая подошва хорошо цеплялась за шершавый цемент. Подтолкнул себя ногами и вывалился за край до пояса, тяжело дыша пылью и мусором. Потом перекатился на спину, весь ободранный, мокрый и грязный как черт и оттолкнул себя ногами от края. А Альбина упала мне на грудь и только тогда разрыдалась.

– Ты спас меня, спас… спас… – шептала она, вся черная до самой макушки, залитая слезами, рисующими светлые дорожки у нее на щеках.

– А ты меня, – выдохнул я и крепко-крепко прижал ее к себе.

Мы бежали домой со всего духу. От пережитого смертного ужаса, от переохлаждения и перенапряжения, я то и дело спотыкался и удерживал от падения Аль, но мокрые насквозь, израненные мы бежали, согреваясь на ходу. Альбина прижимала к груди третьего выжившего: тощего, драного котенка, который отдался на волю судьбе и молча цеплялся за ее грязное платье, зажмурив глаза.

Прохожие оборачивались, пытались нас окликнуть, слишком уж вызывающе мы выглядели. Три существа, явно попавших в беду, но догонять нас никому в голову не пришло.

В свой двор мы входили в режиме стеллс. Я шел на разведку, выглядывая из-за угла, а Альбина двигалась следом. Не хватало только, чтоб начатое моим безответственным поведением довершили родители, которые без колебаний свернут мне шею, как только узнают и встречаться нам больше никто не позволит. Вот этого я боялся больше всего на свете.

У меня дома не было никого и хоть ее подъезд манил юркнуть в спасительную темноту от самого угла, но мы пересекли двор и нырнули в мою парадную, взлетели на второй этаж и только захлопнув дверь, я почувствовал себя в безопасности.

Альбина, не снимая босоножек, бросилась в ванную вместе с котенком. А я прямо на пороге начал раздеваться, срывая с себя вонючую, мокрую одежду. За дверью ванной зашумел душ и я, грязный и дрожащий стащил покрывало с дивана, завернулся в него и привалился к стене рядом с дверью. Как же хотелось принять душ! Я закрыл глаза и меня горячей волной смыло в черный кадр, где мы целовались и были во всем мире только вдвоем.

Может из-за этого я со временем перестал вспоминать ту жуткую историю, как самый страшный эпизод в жизни? Особенно на фоне событий, которые действительно осуществили мои глубинные страхи.

О том, что это было никто кроме нас двоих так и не узнал.

Не глядя на обескураженную Евгению, он прижал трубку плечом, застегнул штаны и как последний мудак вылетел из клуба. Прохладный вечерний воздух обдул его горячее лицо и грудь наполнилась восторгом и волнением.

– Что случилось? – Лекс осмотрелся, его тон тут же стал собранным и деловым, – ты где?

– Я на работе. Монблан у Финляндского, знаешь? – ее голос дрожал.

– Еду, – он стартовал с места к своему шерику. – Объясни, что произошло?