Елизавета Соболянская - Мастер боли

Ей сказали, что Мастер выбирает только раз. И если она не выдержит, попросит прекратить или испугается и развернется у двери – больше она не войдет его обитель никогда. А вот если выдержит – получит нечто, что навсегда переменит ее судьбу. Агата согласилась. В назначенный час девушка в потертом черном плаще пришла в добротный дом с густым запущенным садом. Прошла от калитки до ступенек в подвал, дрожа под плащом.

В голове бились строчки из письма, которое растворилось, как только она прочитала его в третий раз. «Войти в первую комнату, оставить всю одежду. Волосы собрать наверх без применения железа». С этим были трудности – как же убрать волосы без шпилек? Но сообразительная Белла принесла гладкие деревянные палочки, похожими закалывали волосы актрисы Тайского театра. Еще шнурок – чтобы туго стянуть всю копну блестящих от полоскания в щелоке каштановых волос.

Нагота… пугала. Обхватив себя за плечи, Агата открыла следующую дверь. Здесь было очень тепло, почти жарко. В камине гудел огонь, а рядом с ним стояло очень странное кресло. Довольно низкое, широкое, с отверстием в сидении.

– Пришла? – хриплый голос донесся из полумрака. – Если не передумала, садись.

Сердце забилось в горле. Сделав несколько шагов по удивительно гладкому и теплому полу, девушка подошла ближе и села так, как ее учили дома – на краешек стула, выпрямив спину.

– Не так. Сядь до конца. Руки на подставки. Я еще могу передумать.

Дрожа так, словно вокруг бушевала метель Агата села развела руки, открывая грудь, и замерла. Из полумрака выступила темная фигура в просторном балахоне с капюшоном. Из широкого рукава выскользнула крепкая мужская рука с длинными пальцами и ухватила девушку за подбородок:

– Сама пришла?

– Сама!

– Думаешь это изменит что-то в твоей судьбе?

– Уверена! – последнее слово Арри выдохнула, стараясь не зажмурится до слез. Ей это нужно! И точка.

– Если вытерпишь до конца хотя бы одну руку, все получится, – неожиданно мягко сказал голос.

– А если две? – дрожащим голосом осведомилась девушка.

– Тогда ты сюда еще вернешься! – немного удивленно хмыкнул мастер боли и напомнил: – ты можешь передумать прямо сейчас. Последний рубеж.

– Нет!

В ответ мужчина молча затянул ремень, который прикрепил Агату к спинке странного кресла. Дальше все было так же спокойно и деловито – на плечи надели деревянные щитки, фиксирующие руки в определенном положении и заодно перекрывшие девушке обзор. Потом затянулись ремни чуть выше локтя, на запястье, на лодыжках и над коленями. Ей очень хотелось узнать – для чего нужна такая фиксация, но еще одним условием было молчание. Точнее, говорить можно было только отвечая на вопросы мастера боли, или с его разрешения.

Закончив, мужчина провел пальцем по коже между плечом и локтем, как резчик по камню, с которым придется работать. Потом загремел металл – мастер перебирал и готовил инструменты. Что-то зашипело, пахнуло травами, по левому плечу прошлась мокрая тряпка и кожу слегка защипало. Спирт? Какой-то настой? Агата не знала. Ей вдруг стало все равно. Если ничего не изменится, уже завтра она будет готова умереть. Отец разорен. Мать умирает от нервной горячки. Пятеро младших испуганными птичками сидят в ледяной гостиной, ожидая вестей или хотя бы горячего супа. Их дом пока полон картин, ковров и драгоценной мебели, пока. Завтра аукцион. Потом выплата долгов, изгнание из дома с теми немногими личными вещами, которые позволят забрать заимодавцы. Лучше смерть! Здесь хотя бы тепло…

Первое прикосновение острого металла она восприняла даже с какой-то страстью. С желанием умереть? Укол, укол, движение… Запах крови, шипение, волна боли, идущая издалека и снова сильный запах трав… Немного очнулась она тогда, когда ремни частично отстегнули, чтобы поменять положение левой руки. Внутренняя сторона с более нежной и тонкой кожей взорвалась болью и тут Агата поняла, что давно уже подвывает на одной ноте, закусив губу. По подбородку текут слюни и кровь, а кресло… в общем хорошо, что в нем есть отверстие с фарфоровой вазой. Мастер боли хорошо знает свое дело и материал!

Эта мысль была последней. Очнулась Агата от резкого запаха нюхательных солей.

– Очнулась? Встать можешь? – голос мужчины был таким же хриплым и равнодушным, хотя и более усталым.

Медленно подняв голову, девушка обнаружила себя на кушетке в том же подвале. Ей казалось, что тут тепло? Неправда! Ее колотило от холода, голова кружилась, и страшно было посмотреть на левую руку.

– Повязку менять каждый день, – голос вкручивался в голову, – вот мазь, накладывать щедро. Если не хватит, пришлешь служанку. Иди!

Пошатываясь, Агата поднялась, и поняла, что ее кто-то обтер душистым уксусом, и накрыл простыней. До двери добралась на остатках онемения, а взглянув на свое платье разрыдалась. Умереть не получилось. Придется жить. Жить с чем-то новым и непонятным.

Привычки не подвели. Оделась Агата быстро. Поправила волосы, накинула плащ, вышла на воздух и удивилась темному небу и летящему снегу. Ей казалось, в том подвале прошла целая жизнь, а оказывается всего лишь несколько часов? Еще не рассвело!

Белла переминалась у калитки. Увидев хозяйку, метнулась к ней, схватила за левую руку, вызвав крик и стон.

– Ой, госпожа, простите меня! Тут так страшно было! Вы передумали же, да? Пойдемте скорее домой! Батюшка вам жениха найдет и все уладится!

Не уладилось. Аукцион прошел на следующий день. Дом и все имущество распродали. Мать умерла через неделю, вызвав своей смертью волну слез, в которой явно таилось облегчение. К удивлению, Агаты денег от продажи имущества хватило на покрытие всех долгов. И даже кое-что осталось. Немного, но могло хватить на маленький дом в провинции, и тихую жизнь, если отец найдет работу, а младшие пойдут учится в муниципальные школы. Девушка предполагала, что все так и будет, и снова ошиблась.

Скудные пожитки, на которые не позарились покупатели свалили на телегу, и отвезли их в крохотную квартирку доходного дома на окраинах. Отец сумел смирить свою гордыню и устроился младшим секретарем в казначейство. Дети пошли в школу. Агата и Белла вели немудренное хозяйство. Это трудно было назвать спасением, но это была жизнь. И почему-то девушке казалось, что в этих переменах немалую роль сыграли ноющие рисунки на ее белой коже.

Через несколько недель, когда ранки поджили, хрупкая корочка осыпалась и узор засиял каждой линией и точкой, Агата получила розовенький надушенный конверт. Внутри лежала черная карточка с замысловатой круглой печатью. На обороте было написано время и адрес. Ниже три слова: