Ева Миллс - Ева. Книга 2

В конце концов Лукас его нашел.

Нашел раньше пожарных, которых наконец-то вызвали соседи, и которые примчались быстро, но все равно слишком поздно.

Паренек обжег легкие и надолго попал в больницу, но остался жив. Я не настолько сука, чтобы хотеть небесного возмездия в лице невинного ребенка, но я была бы к тому же еще и лживой сукой, если бы сказала, что никогда не повторяла бессмысленный вопрос: почему он выжил, а мой муж – нет?

«Слишком много дыма. Не выдержало сердце».

На следующий день в свидетельстве о смерти запишут лаконичное «сердечная недостаточность», а горожане будут сочувственно перешептываться «как жалко, такой молодой», но мне на тот момент все равно.

Локи нет.

И больше никогда не будет.

– Где он? – папа уменьшается под моим взглядом, впервые в жизни не зная, как меня утешить.

– Там, в больнице. – неопределенно машет рукой, но я понимаю.

«В морге».

– Отвези меня туда.

– Ева… Ты уверена, что хочешь этого? Завтра…завтра его приведут в порядок. – я не смотрю на Джека, но все равно ощущаю его отчаянное сопротивление. Он не хочет, чтобы я видела. Хочет меня оградить. Защитить.

Я понимаю его.

Я тоже хотела защитить Локи.

Больнее всего, когда больно твоим любимым.

Но мне уже не больно.

– Отвези меня к нему. – повторяю я, и Джек меня отвозит.

«– Она сама нос задирает. Думает, если красивая, так весь мир у её ног. Чего ради мы её будем приглашать?» [10] Мадонна «Английские розы»

За непохожесть на других платишь одиночеством.

Если ты умна, приятна, не выпячиваешь себя напоказ, а главное, достаточно полезна, тебя будут терпеть. Улыбаться при встрече, вежливо здороваться и беседовать о погоде, случайно сталкиваясь в приемной у врача или субботним утром на рынке. Но ты всегда знаешь, что они тебя боятся – как что-то яркое, и потому ядовитое, выбивающееся из привычной формы для выпечки общественного теста. Как что-то опасное.

И тебе нравится быть другой. Быть одной, зная, что за спиной стоит кто-то, кто позволяет тебе быть собой.

И вы будете долго играть в эту игру, но однажды ты упадешь и дашь им повод выпустить жало. О нет, ты не настолько глупа, чтобы думать, что они должны были помочь тебе подняться – признай, ты и сама их презирала. Тебе нужен только твой хранитель, а без него вставать нет смысла. И тогда ты с чистой совестью сможешь прогнать всех, и они радостно разбегутся, оглашая воздух визгливым кудахтаньем: «Мы всегда, всегда знали».

И ты ждешь тишины, блаженной тишины и темноты, которая укроет тебя.

Но ты еще не знаешь одного.

Кто-то всегда остается.

Я не боюсь мертвых.

Раньше боялась, конечно, как и все – этот страх имеет естественные корни и цена спокойствия всегда высока. Я бы предпочла бояться.

Я знала, что не найду Локи в теле, которое когда-то было им – но все равно в момент, когда увидела его: бледного, застывшего, мертвого – что-то навсегда умерло во мне и больше никогда не ожило.

Он был накрыт всего лишь простыней, и глядя на его белые совершенные плечи, так часто прятавшие меня от бед, проводя рукой по гладкому лбу, трогая опаленные брови, гладя волосы, кроваво тускневшие в полумраке холодной комнаты, я чувствовала, как лед заполняет меня изнутри, проталкивается в сосуды и пальцы, забивает живот колкими кусками, обволакивает пищевод, нежно гладит сердце.

Я не плакала. Легко разражающаяся слезами по любому пустяковому поводу, в моменты настоящего горя я всегда каменела и уходила глубоко в себя.

Папа нашел где-то табуретки, и мы сели, блуждая в молчании.

– Где Ронни? – спросила я, просто чтобы спросить. Мне не был интересен ответ.

– Спит. Она упала в обморок, когда узнала, ей вкололи успокоительное.

Я кивнула. Мне так не повезло.

– Вы сначала сказали ей.

– Да, Ева, но… – папа отводил глаза.

– Ты боялся за меня, – перебила я. – Думал, поеду крышей. Поэтому пришел не один. – я не спрашивала, но Джек все равно попытался объяснить:

– Ева, все не так… – а потом ударил кулаком об ладонь и застонал, схватившись за волосы.

– Да кого я обманываю, все так, все так, дочка. Что же это такое происходит, а, Господи? Какого черта ты натворил, парень! – отчаянно выкрикнул он. В его голосе были слезы.

«Ему больно. Он тоже любил Лукаса».

До этого я видела мокрые глаза отца лишь раз – в день своей свадьбы. И сейчас ощущала себя странно взрослой и сильной. Как будто страдание перенесло меня на какую-то заоблачную высоту. Я положила руку папе на плечо, утешая. Его можно было утешить. Он обнял меня, и я внутренне сжалась. Моя броня шла мелкими трещинами, и я знала, что если она сейчас расколется, то я не доживу до утра, убью себя, вскрою вены, чтобы выпотрошить обжигающий лед. Поэтому я аккуратно отстранилась от Джека, и, глядя на Лукаса, одними губами повторила папины слова:

– Какого черта ты натворил, любовь моя.

Ночь без сна тянется целую жизнь. Зависнув в безвоздушном пространстве между вечным мгновением прошлого и так и не наступившего будущего, я прощалась с собой, разрывала все мечты, не верила в рассвет.

В какой-то момент все показалось настолько бессмысленным и пустым, что я процарапала ногтем кожу на своем запястье, лишь бы что-то ощутить. Но все равно не ощутила.

Подавившись сухим рыданием, закашлялась в бессмысленной попытке заплакать. Глаза жгло, но слез не было. В здании больницы четыре этажа. Если подняться на крышу…

– Ты помнишь, как Лукас выкрасил тебя в золотой цвет?

Голос Джека разрезал мои опасные мысли, не дав им окончательно оформиться.

Я слабо улыбнулась и покачала головой:

– Нет.

– Тебе тогда было три. Или четыре? А Лукасу значит сколько… Двенадцать-тринадцать? Хм, и взрослый парень, казалось бы… Ладно, неважно. Рэн и Рику тогда учились в старших классах, друзья, девчонки… Усадить их дома было так же реально, как поймать шаровую молнию. Я работал с утра до ночи, Элену вечно дергали в больницу даже в выходные, и как-то само собой вышло, что Лукаса назначили твоей нянькой. Ты, капризная донельзя, терроризировавшая своими воплями всех приходящих соседок, благоволила Локи и охотно оставалась с ним. И все, признаться, с радостью восприняли такое положение дел. Все – кроме, собственно, Лукаса. Какой парень захочет днями возиться с трехлетней девчонкой? Вот и он не хотел, возмущался, но мы его не слушали. И поделом нам. – Джек весело хмыкнул, а потом продолжал.

– Он нашел оригинальный способ решения проблемы. Однажды мы с твоей мамой подхватили Ронни, Шона – был один Шон, долго ухаживал за ней – и рванули в Портленд. Театр, ресторан, прогулялись по набережной… Дело молодое, выпили лишнего, время было позднее – решили остаться ночевать. Из отеля позвонили Лукасу, он пришел в ярость – у него был запланирован поход с друзьями куда-то там – а из-за нашей беспечности все отменилось. Ну и вот возвращаемся мы к полудню следующего дня, а нас встречает злой и веселый Лукас и говорит: «Дамы и господа, позвольте представить вам «золотую девочку»! И ты выходишь к нам, сияющая и довольная, в балетной пачке, крылья за спиной, вся от кончиков волос до ногтей покрытая желтой краской, в руке волшебная палочка…