Екатерина Бакулина - Женщины принца Сигваля

К лагерю они подъезжают вечером.

Сигваль очень хотел побыстрее успеть, лошадей не гнали, но и не задерживались.

Так вышло, что всю дорогу Юн ехал рядом, развлекая Оливию беседой. Непринужденно и ненавязчиво, между делом, то об одном, то о другом. Ничего особенного, но это успокаивало.

Сигваль ехал чуть впереди, один, Оливия видела только его спину. Казалось, он весь в своих мыслях, так далеко, что происходящее вокруг его совсем не интересует.

И только когда временные укрепления лагеря показались вдали, Сигваль неуловимо выпрямился, расправил плечи. Чуть придержал лошадь, поравнявшись с Оливией, поехал рядом, только ни слова не сказал. И болтовня с Юном тоже закончилась. Кажется, Сигваль кивнул ему, и тот молча перестроился чуть назад и в сторону, немного, на полкорпуса. Теперь Сигваль с Оливией ехали рядом и впереди, остальные чуть сзади.

У Сигваля изменилось даже лицо, никакой задумчивости и отрешенности, никакой усталости. Когда они подъехали к лагерю – Сигваль улыбался. Это был человек довольный и веселый, возвращающийся с победой. И ценным трофеем заодно.

От этого становилось немного страшно.

Лагерь.

Их встречают.

Вернее, это Сигваля встречают. Оглушительным ревом и грохотом мечей, криками. «Сигваль! Да здравствует принц! Победа с нами!» Солдаты любят его. Совершенно искренне любят. Он отличный командир, умеющий побеждать. Он разбил огромную армию Бейоны, и его потери минимальны. Он ставит цели и добивается их. И он справедлив… как бы там ни было, в этом Оливия не сомневается. Возможно, жесток, но справедлив. Как раз то, что ценят солдаты.

«Да здравствует Сигваль!»

Он улыбается и машет им.

Потом, в центре лагеря, он спрыгивает с лошади, помогает Оливии. Она старается не шарахаться больше.

– Тебя проводят сейчас, – тихо говорит он. – Покажут шатер, где ты можешь отдохнуть, принесут ужин. Если что-то нужно – говори.

– Хорошо.

Он кивает, отходит.

Его очень быстро окружают люди, что-то говорят, уводят в сторону…

Ее тоже уводят, Хенни следом несет вещи.

И… все.

Отдых и ужин, они с Хенни одни.

Где-то там – веселый шум и даже музыка. Сигваль тоже где-то там.

Если выглянуть, можно увидеть, что Юна оставили следить за ней, он сидит напротив ее шатра, у высокого столба со штандартом Сигваля. Можно выйти, но… зачем? Ей ничего не нужно. Даже для любопытства она слишком устала, это был невероятно тяжелый день. Лучше отдохнуть.

Никто не придет к ней? Можно просто лечь спать.

Это ведь не их общий шатер с Сигвалем? Он вполне может не дожидаться свадьбы… но нет. Здесь все, совершенно точно, приготовлено для нее одной.

Можно поспать, но расслабиться непросто.

Непросто разобраться, как жить дальше, как себя вести.

Она так и ложится на постель, не раздеваясь, на одеяло сверху, только сняв сапоги. Очень долго лежит, пока не становится совсем темного, вертится с боку на бок, но не может заснуть.

В лагере постепенно стихают шум и голоса. Даже слышно, как ночная птица кричит у реки. Далекие разговоры…

Но что-то не дает покоя.

В конце концов, Оливия встает. Выглядывает… Подышать? Она сама не понимает зачем.

Там, где сидел Юн, сейчас сидит Сигваль. Просто так сидит на земле, один. Просто сидит. Почему? А как же… Когда Оливия выглядывает, он поворачивается к ней. Она делает шаг, и он быстро поднимается на ноги. К ней.

Хочет что-то сказать? Если ему есть что сказать, то, наверно, лучше… сейчас…

Она не понимает. Тоска болью отдается в груди.

Сейчас…

Подходит сама.

Останавливается в двух шагах, и он делает шаг навстречу.

– Ты чего не спишь? – тихо спрашивает он. – Все нормально?

– Да, – говорит она. – А ты?

Он пожимает плечами. Пытается улыбнуться, но у него не выходит. Все улыбки напоказ закончились.

Тогда он просто делает еще один маленький шаг к ней… полшага.

– Хочу поговорить, но не могу придумать, что сказать тебе, – говорит, глядя ей в глаза.

Честно.

Оливия тоже не знает.

Оправдываться он не станет. «Мне жаль», «я не хотел» – это все не то. Это легко сказать, но в этом нет никакого смысла. Как нет смысла в «я сделал то, что считал правильным», и «она сама виновата». Последнее – совсем цинично. Он не станет.

Что остается еще?

Она тоже не знает.

Это слишком…

– Сегодня утром я была почти рада уехать с тобой, – говорит она. – Когда ты зашел за мной… Я была рада.

Хоть с чего-то начать. Молчание – хуже всего.

– А теперь совсем не рада, – он смотрит ей в глаза, и это не вопрос, понятно и так.

Боже мой! Только сегодня утром! Кажется, вечность прошла.

Как объяснить?

– Да. И дело даже не в том… Не знаю, как правильно сказать… Я не ненавижу тебя. Я все понимаю, прекрасно знаю свою сестру и своего отца, я понимаю… но… глядя на тебя, я вижу, как ты… как Каролине кричит в твоих руках… И мне очень больно от этого.

Оливия замолкает, поджимает губы.

И сейчас очень больно тоже.

Можно понять, но невозможно забыть.

– Да… – шепотом говорит он.

Никаких «прости меня» тут не будет.

Даже если в его глазах почти отчаянье. Сейчас, перед ней, он не закрывается наглухо, словно хочет сказать куда больше, чем говорит вслух. Она видит его… видит правду. Ему тоже совсем нехорошо.

– Придется как-то смириться, – говорит он вместо всяких «прости». – Вернуть тебя назад я уже не могу.

Она не хочет назад. Это вдруг так очевидно. Нет…

– Почему я? – говорит она. – Почему ты выбрал меня? Думаешь, угроза моей жизни, а не Каролине, остановит отца? Тогда стоило брать Марию, больше всего он любит ее.

Глядя в его глаза…

Нет, сейчас не будет никаких признаний.

– Нет, – говорит он. – Думаю, не остановит. Но я не собираюсь тебя отдавать, это ни к чему не приведет. Я найду другие способы уладить дела с твоим отцом, более эффективные. Но для этого будет лучше, если мы, как можно быстрее, поженимся. Жену отобрать сложнее, чем заложницу. Думаю, две недели хватит на подготовку. Прости, но не будет особых торжеств. Мы обвенчаемся, поужинаем и… – он облизывает губы. – И все.

Две недели? Так скоро?!

«И все».

Поужинаем и в спальню.

Но, глядя на него, она видит бьющуюся в его руках Каролине.

– Почему я? – спрашивает она.

Ей так безумно хочется услышать ответ. Почему-то кажется, это поможет…

Он только качает головой.

Не ответит.

Ничего не выходит.

* * *

– Нет, пожалуйста! – Хенни рыдает. – Госпожа, пожалуйста, не бросайте меня. Я боюсь! Я хочу ехать с вами!

Оливия смотрит на нее, поджав губы.

Это не ее решение, и все же, это разумный ход.

Она сама переоделась и готова ехать. А Хенни рыдает, и все никак. Но время еще есть…

Очень хочется оглянуться на Сигваля, прося помощи. Вон он, рядом. Позвать. И пусть придет и объяснит, его Хенни послушает. Пусть хоть наорет на нее.