А. Казаков - Слюни

Сидя у Евы дома, я нахожу вещи парня, жившего в этой квартире до меня. Нахожу их случайно без всякого злого умысла. Натыкаюсь на них, когда ищу скрепки или что-то другое, чем можно соединить страницы моей работы «Комментарии без текста». Я нахожу их в шкафу, в самом углу, у дальней стенки. Или в комоде под какими-то документами, тетрадями с чьими-то записями, пожелтевшими чеками. Мужская одежда. Смятая пачка сигарет. Одеколон, израсходованный на две третьих. Может быть, эти вещи принадлежали отцу Евы, думаю я. Но потом, в нижнем ящике письменного стола, на самом дне, я нахожу фотографию: зима, Ева сидит на шее у какого-то парня, тот держит её руками в варежках за ноги, лица у обоих красные, позади них лыжный склон. Это бесит меня ещё больше, потому что я знаю, что Ева терпеть не может лыжи. Я опускаюсь на пол, смотрю на свои находки. Первая мысль – сжечь их в раковине. Или в мусорном ведре. Сжечь вместе с квартирой. И соседями, которых я ненавижу. Но следом приходит вот такая мысль. Какая мне вообще разница, если я всё равно исчезну? Вопрос переворачивается. Что оставить на память о себе? Если так, то наплевать. Всё одинаково. Я слушаю, как сверлит сосед снизу. Я слушаю, как кричит пьяный сосед справа. Слушаю, как топают соседи сверху, ходят по моей голове, как по крышке гроба. Как будто я умер, но всё ещё чего-то жду.

Я беру телефон и звоню в похоронную службу. Я говорю им:

– Пришлите, пожалуйста, катафалк, для моих соседей снизу, их там двое, этих ремонтников, я хочу, чтобы они влезли в машину. А ещё пришлите, пожалуйста, автобус – это для моих соседей сверху, их там целая семья, им нужен простор. А для соседа-алкоголика хватит мусорного мешка – такого большого, который используют, чтобы выносить строительный мусор. Впрочем, я могу взять такой мешок у соседа снизу.

Я диктую всё это, а потом понимаю, что просто молчу.

Записанный голос в телефоне говорит мне в ответ:

– Здравствуйте. Вы позвонили в службу дезинфекции. Мы с радостью избавим вас от паразитов, очистим ваш дом, и сделаем всё это за практически символическую цену. Наши специалисты – профессионалы. Мы – лучшие в городе. Оставайтесь на линии.

После этих слов Маракашки в ужасе разбегаются по квартире.

Вот краткий, но исчерпывающий список того, что от меня останется у Евы на память. Шрамы на теле, ожоги на коже. Рубцы на душе, которые уже никогда не заживут. Истерзанное, надломленное сердце, на котором следы моих зубов. Обкусанные до крови губы. Зуд на её красивой груди: в том месте, к которому я прижимал раскалённое лезвие кухонного ножа. Красные полосы на ягодицах: следы ремня, железной линейки и розги. Разорванная вагина, ослабевшие мышцы ануса. Выплаканные глаза, остекленевший взгляд. Ужасные слова на теле, выведенные чёрным маркером, которые так и не отмылись до конца. Грязные слова, которые будут вылетать из её рта, когда она будет спать с кем-то другим. То, чему я научил её, к чему привил вкус. Страдание, боль, разрушение.

Надеюсь на то, что другой парень, который займёт моё место, превзойдёт меня во всех смыслах. Мне хочется думать, что у него, этого будущего парня Евы, получится заботиться о ней лучше меня. Но даже сейчас, думая об этом, я не испытываю ничего, кроме злости: по отношению к Еве. По отношению к тому, с кем она будет, когда я покину её.

Я понимаю, что всё это находится у меня в голове. Но для меня эти образы, чувства и желания реальнее и сильнее тех, что испытывают другие люди в повседневной жизни.

В руке у меня зажат телефон. Голос в нём – это уже оператор, живой человек, какая-то девушка – кричит мне:

– Алло? Какая у вас проблема? Тараканы? Мухи? Моль?

Этот крик вкупе с ремонтом у меня под ногами, сотрясает стены квартиры – рушит мой мир, делает в нём дыру, которая засасывает в себя всё живое, включая меня самого.

Они говорят: «смирись,

Не бунтуй». А ну-ка брысь!

Я крадусь по миру рысью,

У меня всё заебись.

На самом деле Коллекция Бартлби – это всего лишь папка на рабочем столе моего ноутбука, который я таскаю с одной квартиры на другую, от одной девушки к другой, который на время армии я оставлял Янни Плаку, чтобы тот мог писать на нём песни (заметки в телефоне его не устраивали). Он признался мне, что мой ноутбук заколдованный.

– Пальцы сами стучат по клавиатуре. Попадают во вмятины на кнопках, и тогда их уже не остановить. Охренеть просто.

Я пишу на этом ноутбуке тексты песен, которые никто никогда не услышит. Сценарии видеоклипов, которые не снимет ни один режиссёр. А в прежние времена – книги, которые не имеют значения, так как все истории мира давно рассказаны.

Коллекция Бартлби – это редкие (или не редкие) фотографии, архивные материалы, видеозаписи, аудиозаписи, которые я с трудом разбираю, так как между мной и некоторыми Бартлби стоит языковой барьер. Любительские рисунки, шизоидные арты, эскизы к татуировкам, переведённые статьи, зарисовки, сделанные художниками в залах суда, куда не пускали прессу. Обложки книг, сами книги, написанные либо Бартлби, либо кем-то другим, но всегда о них. Случайные кадры, которые, на мой взгляд, идеально отображают суть Бартлби: пустота в глазах, оскал зверя, скрытый под натянутой улыбкой. А ещё: газетные ксерокопии, воспоминания современников, интервью коллег по работе, показания свидетелей, точные описания мест обитания и невнятные дополнения к их жизни – всё, что, так или иначе, отражает природу Бартлби. Отрицание, отторжение. Сплошной бунт.

Моя Коллекция Бартлби – это в первую очередь люди, не сумевшие найти себе места в жизни. Среди них: разбитые и неприкаянные, психопаты и манипуляторы, отверженные, опустошённые. Массовые и серийные убийцы, идейные вдохновители, лидеры и просто те, кто указывал путь другим. Вечно пьяные ангелы, голые демоны, сомнительные знаменитости, потухшие звёзды. Странники и скитальцы, беглецы и бродяги. Ну и, конечно, писатели, которые могут быть авторами всего одной-двух интереснейших работ: мыслители, алкоголики, бездельники. Имён называть не стану. Не вижу в этом смысла.

Коллекция Бартлби – это мой круг друзей, к которым я обращаюсь за советом, на чьих ошибках я учусь. Все они либо мертвы, либо доживают свои дни в тюрьме или психлечебнице. Они – прошлое. Невосполнимая утрата для мира, как и их жертвы. Как и ненаписанные ими книги. Как и начатые, но брошенные ими дела. Невоплощённые мечты. Выцветшие и стёртые надежды. Гении и сумасшедшие. Те, кто окончательно во всём разобрались. Те, кто ничего не поняли. Те, кто при жизни так и не обрели покой.

Несмотря на мой интерес к теме Бартлби, я воспринимаю их всех, как законченных неудачников. Для меня Бартлби – синоним слова Никто. Это люди, которые могли стать великими, у них был потенциал и амбиции. Но вместо того, чтобы реализоваться, утвердиться в обществе, добиться успеха в той или иной сфере деятельности все они, как один, погубили себя. А что ещё хуже: некоторые из них погубили жизни других людей.