Марина Кистяева - Девочка для генерала

Дед Семен не верил в привидения.

И в байки, что на трассе между Шемушейкой и Андрисовкой водится привидение невесты – тем более. Чушь всё это. Брехня. Бабам нечего делать, вот и придумывают небылицы. Нет чтобы делами заняться…

Но невольно вздрогнул, когда в прожекторах фар высветилось белое платье.

Дед моргнул.

Что за бред? Привидится…

Нет, не привиделось. На обочине, рядом с которой он проезжал, лежала девушка в белом платье.

Неужто невеста?

Дед Семен с грохочущим сердцем проехал мимо.

Прочь! Прочь!

Проехал метров двадцать, не выдержал и остановился.

Не по-людски оставлять человека в беде.

И не привидение это вовсе. А девушка.

Попавшая в беду.

Он сдал назад.

Ехал и себя ругал. Вот надо… Надо!

И смалодушничал как бы и помощь человеку оказать надо.

Дед Семен остановил старую «семерку» и вышел.

Подходил к девушке-призраку осторожно. Восьмой десяток разменял, не до лихачеств.

Нагнулся:

– Эй, ты живая?

Признаков жизни девушка не подавала.

Дед осторожно дотронулся до плеча, перевернул девушку и в сердцах выругался.

– Да кто же тебя так, милая?

Девушка была избита, и сильно. Лицо опухшее, из-за побоев не видно черт, но отчего-то дед Семен не сомневался – красивая.

Платье у неё не подвенечное вроде бы. С другой стороны, поди, разбери нынешнюю молодежь, кто в чем выходит замуж.

Тут же белое, ниже колен и как бы на первый взгляд простое.

В крови.

– Охо-хо… Давай-ка вот так…

Дед, кряхтя и поминая недобрым словом свои болячки, кое-как приподнял девушку. Она застонала.

– Жива, милая… жива… Ничего, сейчас мы тебя домой… А там уж разберутся…

Пришлось потрудится, чтобы доволочь девушку до машины. Несколько раз деду Семену казалось, что он ненароком и сам её об асфальт ударял, но тут уж, как говорится, не до сантиментов. С дороги её убрать надо.

Мало ли…

Пока дед Семен ехал к себе в дом на краю деревни, всё смотрел в заднее окно.

Лежала кулем. Как положил, не шелохнется.

Лишь иногда стонала.

Плохо дело.

Как бы ни померла у него в машине.

Потом поди, разберись, кто прав, кто виноват.

Хорошо, что до дома оставалось немного.

Следующая задача – занести её.

Эх, был бы он годков на двадцать хотя бы помоложе… А если и на все тридцать… Потаскал он в своё время девок на руках. И на сеновал, и на палати. Было дело, было.

– В какую же ты дрянь встряла, деточка?

Даже сквозь синяки было понятно – красивая. Уложенная. Волосы вон как блестят.

Может, в машине её оставить?

Нет, не дело.

Будет затаскивать.

Дед Семен справился с поставленной задачей.

А рано утром, только-только забрезжил рассвет над рекой, у его дома остановились два черных джипа с наглухо тонированными стеклами.

Катя старалась не плакать.

Нельзя.

Хватит.

Сегодня она пойдет на допрос к Потапову, а он её…

Она даже слов не могла подобрать. Знала, что если скажет что-то не то, проявит лишнюю эмоцию, её сразу же едва ли не пинком, заламывая руки, отправят в камеру.

В лучшем случае.

В худшем…

Его сальные глаза слишком часто останавливались на её груди. Да и намеки уже не были намеками.

Поэтому крепилась, как могла.

Ждала адвоката. А тот что? Развел руками.

– Ваша вина, Екатерина, полностью доказана.

– Да там и доказывать ничего не надо… Я во всем призналась.

– Непреднамеренное убийство.

– Дождь был… И он вылетел…

– Екатерина Викторовна, я всё понимаю, – устало говорил её адвокат, а ей хотелось кричать.

Выть.

Биться о стену.

А что толку…

Ей грозил срок за непреднамеренное убийство.

Всё.

Ей хотелось бы понять адвоката, что заходил к ней с безразличным выражением на лице и уставшими глазами. Он защитник от государства, работает за копейки. И таких как она у него несколько десятков. Лица пустые, незапоминающиеся, с одними и теми же историями и словами: «Невиновен… невиновна…» Для него – это работа. Для тех, кто сидит напротив стола – жизнь. Потерянные годы.

Катя держалась, как могла.

Она-то как раз понимала и полностью осознавала свою вину, только легче от этого не было.

Хуже, намного хуже…

Она убила человека. Раз.

Сядет – два.

Ей ещё повезло, в камере она сидела одна. Маленький плюс в бесконечной череде минусов.

Лязгнул замок, заставивший Катю вздрогнуть и сжаться от испуга. От надвигающейся беды.

– Тарасова, на выход, – проскрежетал равнодушный голос конвоира.

Странное предчувствие не покидало Катю с утра – сегодня что-то будет. Случится. Плохое.

Тот же Потапов. Когда она уходила от него два дня назад, он так мерзло улыбался.

– Что у тебя там с медицинскими анализами, Тарасова? – его вопрос настиг её, когда она стояла у двери.

Катя замерла, саму холодный пот прошиб.

Обернулась и тихо спросила в ответ:

– А причем тут мои меданализы, Егор Васильевич?

Сальные глаза снова остановились на её груди.

– Да так.

Она не могла видеть его руки, находящейся под столом. Но отчего-то ей показалось, что он поправил ширинку. Она могла, конечно, ошибаться, но его взгляд скользкий, мерзкий прилип к её коже.

Между ними тогда повисла пауза. Тяжелая, неприятная.

Катю отвели в камеру, и она, не спавшая уже несколько суток, вообще не сомкнула глаз. Ей всё казалось, что сейчас явится Потапов и начнет её насиловать. Катя говорила себе, что они живут в правовом государстве, что не могут люди в погонах беспределить. То время прошло… Сейчас можно написать жалобу в прокуратуру и…

Кого она обманывала?

Катя накрутила себя до предела.

Поскорее бы суд и колония.

Она стояла на негнущихся ногах. Вчера её отводили мыться. Холодной водой.

А ещё её осматривали. Врач. Хорошо, что женщина. Осматривали тщательно.

– Девственница что ли? – пробубнила она, недовольно сводя брови.

– Да, – глухо бросила Катя, краснея от стыда и морщась от боли. С ней не церемонились.

– Твою же мать… Детка, ты охренела?

Катя опешила, услышав подобное заявление от медицинского сотрудника. Женщина была в возрасте, около шестидесяти, не меньше. С прокуренным голосом, но вполне миловидная.

– Простите?…

– Ты понимаешь, куда попала? Мля, ты хоть бы нормального мужика попробовала бы! А тут… Не, я хренею! Реально девочка… Тебе сколько годков?

– Двадцать.

– Твою же мать… Девочка, ну держись. Жалко мне тебя. По-бабьи.

Катя выпрямила спину и постаралась выдать искреннюю улыбку.

– Я верю, что всё будет хорошо.

– Верь, деточка… Верь. Потому что только чудо… – она замолчала. – Если узнают наши… Они же, черт, ставки будут делать, кто тебя… А не указать в доках я не могу.