Эммануэль Арсан - Ванесса

— Это мой друг Андреотти, инженер, — сказал Кхалед, подняв голову. Потом повернулся и указал Гвидо на тонкое горбоносое лицо.

— Селим эль-Фаттах.

Застигнутый врасплох, Гвидо сделал несколько безуспешных попыток проснуться и встать на ноги. Когда это удалось, он увидел перед собой высокого изможденного человека, которого называли губернатором. Гвидо припомнил, как легко и непринужденно губернатор вел себя с гостями, и улыбнулся:

— Чао!

Гвидо взглянул на Вану. Она смотрела на отца спокойно, и в глазах ее невозможно было прочесть ни волнения, ни радости.

Селим сказал Айаддину:

— Когда я буду жениться на своей дочери, мы устроим такой же праздник.

Он наклонился к девушке:

— Верно, Ванесса?

Прежде чем Вана успела ответить, Селим выпрямился и широким жестом попрощался с сидящими:

— Спокойной ночи, друзья!

С этими словами он не спеша направился к своей машине.

Вернувшись в гостиницу, Гвидо решил задать девушке вопрос об отце, но не знал, как это сделать, чтобы не обидеть ее. Наконец он решился:

— Твой отец говорил о свадьбе с дочерью так, словно Кхалед только что женился на своей. Это вторая ошибка подобного рода за сегодняшний вечер.

— Это не ошибка.

— Что? — изумленно протянул Гвидо. — Разве Таха не сын Кхаледа? Вана холодно посмотрела на него:

— Таха и Илитис — дети Кхаледа. Илитис — сестра Тахи.

Весь следующий месяц Гвидо был невероятно деятельным. Он рано вставал и начинал колесить по городу без всякого плана, на каждом перекрестке решая заново, пойти направо или налево. Но ни разу не прошел он дважды по одной улице и ни разу не посетил дважды одних и тех же людей. Первую неделю Вана после долгих уговоров согласилась сопровождать его и переводить, но потом извинилась и отказалась наотрез. Его бесконечные и довольно бестолковые визиты и разговоры стали раздражать девушку. Она напомнила Гвидо, что ее профессия — копаться в земле, а не в чужих душах и она не задавалась целью посетить все лачуги Сиваха.

Итальянец быстро сориентировался и пригласил на «вакантное место» Мехди Яссерита. Тот, казалось, только и ждал предложения, к тому же имел неограниченный запас свободного времени. То ли его каникулы оказались бесконечными, то ли начальство невероятно уступчивым, но Мехди ни разу не заикнулся о том, что ему пора переступить пыльный порог министерства просвещения.

Привязанность учителя к своему новому другу ни в коей мере не удерживала Гвидо от пренебрежительных замечаний, насмешек и издевок. Гвидо именовал его старым педерастом, провинциальным извращением и представителем пятой колонны платонистов.

Итальянец фактически не нуждался в помощи учителя. Он имел в запасе более тридцати самых ходовых фраз местного диалекта и прекрасно справлялся без переводчика. Возможно, Гвидо обладал особым даром общения и тем покорил жителей городка. А может, они всегда встречали людей так душевно. Во всяком случае, в каждом доме Гвидо ждал радушный прием.

Вскоре он отложил фотоаппарат, с помощью которого надеялся установить контакт с населением.

Ему больше не нужно было разыгрывать туриста, чтобы добиться приглашения в чью-нибудь семью. При его появлении старики начинали улыбаться, а малыши кидались на шею.

Гвидо больше интересовали дети, чем старики, и мужчины, чем женщины.

Иногда, чтобы проверить какие-то свои предположения, он проводил простенькие эксперименты. Детям предлагались на выбор два стеклянных стакана — один маленький, заполненный конфетами доверху, другой большой, в котором сладости едва покрывали дно. Двухлетки безошибочно тянулись к маленькому. Но четырех-пятилетние с настойчивостью дебилов выбирали большой. В остальном они ничем не отличались от других детей: во время так называемого «интервью» потели, заикались и теряли нервные клетки миллионами.

Со взрослыми дело шло хуже. Однако и тут можно было поживиться. Поразительно долго и откровенно они могли говорить о женах, домах, семейных делах, тайных желаниях, развлечениях, сексуальных склонностях, своих личных пороках и добродетелях, мелких грешках и любовных похождениях как в самом Сивахе, так и в округе. Они не уставали рассказывать о деловых встречах, финансовом положении, об отношениях с местным и приезжим начальством, о долге перед обществом, взглядах на экономику и государственную политику, на законы, юристов и полицию.

Наговорившись с горожанами, Гвидо отправлялся в «деревню», то есть в часть оазиса, не подвергшуюся урбанизации. Там он проводил целый день среди кочевников, окруженный ватагой детворы и стариками.

Так же, как и в городе, он задавал сначала вопросы, далекие от его истинной цели. Потом начинал говорить сам и невольно увлекал остальных разговором об отцах и дедах, об обычаях и традициях, о предрассудках и суевериях, незаметно переходил к надеждам и чаяниям молодых. Спрашивал о вкусах и пристрастиях.

Скажем, едят ли они корнеплоды и насекомых, неизвестных в других странах? Нет. Пьют ли жители Сиваха какие-либо особые напитки? Нет. Может, они едят землю? После этого вопроса все, включая Гвидо, хохотали. Иногда он часами сидел, скрестив ноги, в кругу стариков, прислушиваясь к беседе или разделяя их молчаливую задумчивость. Гвидо не уставал и не тяготился таким общением. Он даже радовался ему. А Мехди, глядя на приятеля, тоже был счастлив.

Итальянца неизменно поражала и приводила в восторг одна особенность: вторжение чужака, фактически вмешательство в жизнь племени, никого не удивляло, не смущало и не раздражало. Если бы Гвидо попытался осуществить свой план где-нибудь в Меланезии или среди пигмеев, он очутился бы за решеткой или в психушке, а вероятнее всего — в больнице с перебитым носом и синяками.

Здесь его, правда, встречали без особого дружелюбия, не проявляя порою даже элементарного гостеприимства. Итальянец стал как бы частью их повседневной жизни, и его принимали покорно, как жару и ветер, день и ночь, трахому и детскую смертность.

Проведя некоторое время с племенем, Гвидо и Мехди решились на дальнейшие шаги. Они отправились к соседним оазисам. На востоке они были малы, и больше трех дней на ознакомление не понадобилось. Знакомство с северными племенами не дало ничего нового. Западные, расположившиеся в оазисах вдоль ливийской границы, не были склонны к приему гостей. Скорее даже наоборот.

Путешественники с трудом отбыли там намеченный минимум дней, после чего Гвидо решил, что этот дикий народ ничем не напоминает сивахцев, и они покинули негостеприимный край. Но итальянец не успокоился. Он продолжают куда-то ходить и ездить, с кем-то знакомиться. Ему как будто не требовалось времени на путевые записи. Все увиденное и услышанное автоматически сортировалось на группы, виды, типы и укладывалось в нужные клеточки мозга.