Александр Амурчик - Избранный Декамерон. Лучшие эротические истории

Я не обману вас, если скажу, что внимание всех встреченных нами мужиков во все время нашего следования к одному из последних гротов, было приковано к нашей прекрасной даме: одни восторгались её внешностью тихими вздохами, другие – восторженными взглядами, а кое-кто – из тех, кто попьянее – и шумными возгласами; даже встреченные нами женщины моментально уступали Катерине дорогу, словно отдавая дань ее превосходству. Я секундочку пофантазировал – наш приход в ресторан мне представился выходом королевы к своим подданным, никак не меньше.

В слабо освещенном гроте, в который мы вошли, по всем его четырем углам висели, подвешенные на цепях к потолку, древнего вида масляные, в настоящий момент горящие и при этом слегка коптящие светильники, похожие на большие чаши. Внутри помещения мы обнаружили четыре столика, два из которых оказались незанятыми. Оркестр, состоявший всего из трех человек, при нашем появлении тут же заиграл щемящую задушевную мелодию, и я понял, что музыканты, увидев Яшу, решили сделать ему приятное – исполнялась еврейская «Хава Нагила». Чуть позднее я узнал, что скрипачом в этом трио звезд – и это, поверьте, не преувеличение, был Игнат – известный виртуоз, один из лучших молдавских, а может и советских музыкантов-исполнителей, по происхождению цыган. Его скрипку, то есть скрипичную музыку в его исполнении, слышали практически все советские граждане в таких известных фильмах как «Лэутары» и «Табор уходит в небо», даже самого исполнителя видели, а вот в лицо его, как, впрочем, и прочих музыкантов, скорее всего не запомнили.

Под следующую еврейскую мелодию юркий худощавый официант неопределенного возраста практически незаметно накрыл перед нами стол и под конец водрузил посредине бутылку марочного коньяка.

– Катенька, ты коньяк пить будешь, или заказать тебе шампанского? – поинтересовался я.

– Что вы будете то и я, – просто ответила девушка.

Яша взял в руку бутылку, и в эту самую минуту к столу подошел новый человек – его друг, режиссер. Яков радостно приветствовал его и тут же представил нам – «Вольдемар», затем стал разливать коньяк по рюмкам, а Вольдемар, обменявшись со мной рукопожатием, чинно поцеловал ручку Катюше, после чего присел на свободный стул возле нее и с ходу стал что-то нашептывать девушке, склонившись к самому ее уху, – не сомневаюсь, что это были одни лишь комплименты.

– Уважаемый Вольдемар, – сказал я, заметив, что первый же его монолог до неприличия затянулся. – Я надеюсь, вы не собираетесь приглашать нашу девушку на главную роль в своем новом фильме, как это заведено у вас, режиссеров, потому что, смею вас заверить, она у нас и так на первых ролях.

Яшка, бросив на меня удивленный взгляд, усмехнулся, а Вольдемар повернулся ко мне и сказал манерно красиво поставленным баритоном:

– Я, уважаемый Савва, да будет вам известно, снимаю только документальное кино.

– А вот в этом мы с вами схожи, – подмигнул я Яшке. – Мы тоже по жизни большие реалисты. Поэтому-то я и беспокоюсь за девушку.

После чего все понимающе засмеялись; Вольдемар, извинившись, оставил Катюшу в покое, и мы вчетвером завели общий разговор на самые разнообразные темы.

Вечер протекал мирно, весело и благопристойно, мы выпивали, закусывали, иногда по очереди танцевали с нашей единственной дамой, и, наверное, человеку со стороны было любопытно наблюдать, как трое мужчин попеременно приглашают на танец девушку, которая была выше любого из своих кавалеров.

Вольдемар, несмотря на свою показную высокомерность, оказался весьма интересным типом, он беспрерывно рассказывал всевозможные истории, сплетни и байки из частной жизни сотрудников и актеров киностудии «Молдова-фильм» и местных театров; они перемежались долгими прочувственными кавказскими тостами в исполнении Якова.

В перерывах между тостами я с интересом осматривался по сторонам и вскоре обратил внимание на молодого, не старше тридцати, человека, сидевшего за одним из соседних столиков. Мужчина так и ерзал на своем месте, будто чувствовал себя здесь неуютно. При этом своим поведением он явно волновал свою спутницу, довольно симпатичную даму.

Заиграла очередная мелодия, Вольдемар встал и пригласил Катюшу на танец. Она с грациозностью леди выплыла из-за стола и отправилась танцевать; Вольдемар так прижимался к ней, что я в какое-то мгновение даже почувствовал укол ревности, чего раньше за собой по отношению к Катрин никогда не замечал. Когда танец, наконец, закончился, и Катрин вернули на место, я успокоенно вздохнул.

Заиграла следующая мелодия – и вновь, судя по мотиву, на еврейскую тему, и тогда беспокойный мужчина, сидевший за соседним столиком, встал и решительно направился к нам.

– Добрый вечер, – сказал он, обращаясь к Яше (каким-то образом он вычислил, что тот среди нас главный). – Разрешите представиться: я офицер КГБ, капитан, – рука молодого человека потянулась к внутреннему карману пиджака, но Яша небрежно махнул рукой:

– Не надо, мы вам верим, товарищ.

Молодой человек все же показал удостоверение и действительно оказался капитаном госбезопасности – я прочел написанные на корочке имя и звание медленно и вслух.

– Послушайте, это ведь неслыханно – все время заказывать еврейскую музыку, – поочередно оглядывая нас, сказал он почему-то обиженным тоном.

– Разве мы заказывали какую-нибудь музыку? – манерно улыбнувшись спросил Яша, затем деланно— удивленно поглядел на нас и развел руками.

– Мы даже с места еще не вставали, как вошли, – подтвердил я.

– Эта музыка не должна звучать в нашей стране, она здесь под запретом, а играют ее в основном в Израиле, государстве, где проживают наши идейные противники. – Наш оппонент, казалось, был в восторге от собственных слов.

– Извините, я в музыке не разбираюсь, – вновь улыбнулся Яша (в скобках замечу: недавний выпускник театрального института, а также певец, обладатель довольно приличного голоса!), но с удовольствием слушаю любые произведения, которые исполняют музыканты, а они здесь, говорят, высокие профессионалы. Кстати, я только что собирался подарить им два рубля. – Яшка демонстративно стал рыться в карманах. – Если вы, товарищ капитан, конечно, не возражаете. (Несколько позже я узнал, что, бывая здесь, Яша всегда оставлял музыкантам четвертак – 25 рублей).

Комитетчик еще раз оглядел всех нас по очереди долгим оценивающим взглядом, затем извинился и отправился к музыкантам – разбираться теперь уже с ними. Те, нисколько не растерявшись, популярно объяснили ему, что все, что он слышал в этот вечер, относится к музыке румынских цыган, и пришлось разочарованному человеку из «органов» отправиться на место и дожевывать свой антрекот без всякого аппетита, потому что следующая же прозвучавшая мелодия вновь оказалась еврейской – зажигательной «семь-сорок».