Людмила Романова - Тайна старинного зеркала. Фантастическая повесть в четырех книгах

***

Потом Виктор стал прислушиваться к себе, и все старался уловить эту субстанцию, которая составляет часть живого человека, и покидает его потом, в своем теле. Он даже попробовал сделать такой эксперимент. Он представил руку, и ощутил ее. Он представил каждую частичку своего тела и ощутил ее. Он натренировался чувствовать каждый кусочек своего тела. Он ощущал даже свою родинку над губой. После этих экспериментов, наверное, его натренированное чутье, вдруг определило и то, что он не видел, но был уверен, что оно есть.

Он представил свое Я, и обнаружил его где-то посередине своей груди. Между кадыком и желудком. Он ощутил эту точку, даже, как-то тяжело, даже, как-то навязчиво. Раньше он думал, что его Я живет в голове, но, теперь, он был точно уверен, что оно находится в груди. Оно, как будто, сразу защекотало его там внутри. Нежно и настойчиво! Именно в тот момент, когда он попал в точку его пребывания. И это было верным признаком.

«Я» не было выдумкой, потому что, имело свою реакцию на его мысли, и обрадовалось, что его, наконец-то заметили! Как обрадовался этому каждый, незаслуженно незамеченный человек, или как узник, которого наконец-то выпустили прогуляться.

Затем он пошел дальше! Он начал тренировать себя на том, что пробовал уловить реакцию «Я» на свои поступки. Оказывается, они иногда огорчали «Я» и тогда, в этой точке, где оно жило, возникал дискомфорт, он зудил, он пожирал и обличал.

– Почему? – думал Виктор. – Ведь это сделал я, и мне от этого действия хорошо! Но, почему зудит внутри?

А как ликовало «Я», когда он жертвовал собой, и делал добро. От его восторгов на глаза Виктора навертывались слезы умиленья самим собой, в такие моменты его Я сливалось с ним, и они были одним целым.

Потом «Я», даже научилось говорить, старалось дать, и давало дельные советы, и, даже, отвечало на некоторые мучившие его вопросы. И потом, он часто вел с ним беседы. Пока что мысленно, но всегда чувствовал, что теперь в нем живет два голоса, собственно, его мысли, и внутренний голос его «Я». Он чувствовался свою вторую половину явно, особенно тогда, когда они отличались по своей оценке и по подходу к тому, или иному событию. В конце концов, он даже стал раздваиваться, потому что его «Я» часто брало верх, и его увещевания, и осуждения были очевидными, правильными и бесспорными.

Что делать? Он сам открыл ему дорогу к своим мозгам, и теперь «Я» пользовалось этим очень умело и часто. Он сам закалил и вырастил свое «Я», помог ему адаптироваться с этим миром, со способом выражения мыслей и возможностью вести беседу. И теперь их было двое. Он телесный, и его Я, которое он никогда не видел.

Он, как-то, пробовал представить, как выглядит его «Я», но, увидел только какой-то сгусток серо-дымчатого цвета. Это «Я» виделось ему, воздушным, как облачко, легким, как туман, но, все же, ощутимым.

И так, его «Я» существовало, уже по двум признакам. По своим собственным суждениям, и по маленькому электрическому полю, которое не было опасно для его вместилища, но, все же, отделяло себя им от него, по пока неизвестным нам причинам, возможно чтобы не произошло полного слияния. И, что очень вероятно, для своей собственной безопасности, и возможности сбежать, когда оно посчитает нужным.

***

Это было его первое открытие. Но, оно не подкреплялось ничем вещественным, кроме его интуиции и его обостренного, внутреннего чувства. Он и сам, мог в некоторые моменты, сомневаться в присутствии внутри себя полноправного своего Я, и уж тем более, никому об этом не рассказывал. Тогда он жил на бывшей Блиновке, не далеко от больницы Кащенко и наслушался множество рассказов о ее пациентах, потому что его соседка, тетя Варя, работала там нянечкой, и каждый день приносила всякие новые рассказы о несчастных больных.

– И, ведь, посмотришь, не скажешь, что они больные, – говорила тетя Варя, сидя на лавочке возле дома. – Как начнут рассуждать, профессора! Один все про то, как с ним картина разговаривала.

«Она, говорит, впитала в себя энергию художника и оригинала. А моя внутренняя субстанция очень тонкая, вот я и слышу, как она со мной говорит. Для этого нужно иметь чистую и тонкую душу. А вы, говорит, просто слишком, материальные, кроме барахла и денег у вас в голове ничего нет.»

– И чего же она тебе говорит, милый? – спрашиваю его я.

– Многое. Она ведь, знает мою бабушку, и та через нее оттуда мне привет посылает. Говорит, чтобы я пока что лежал здесь и на свободу не просился. Переворот в Москве будет. А ты можешь в нем погибнуть. Отсидись, – говорит. Притворись, что ты больной. Я и притворяюсь. Я же здоровый. Что я не понимаю, что врач меня за психа держит, все вопросы свои, дурацкие задает, только я не такой глупый, как он думает. Это я такую роль играю, больного. А что, и пенсия моя сохраняется, и потом много денег накопится! А все в перевороте свои денежки потеряют. Так что, я пока что здесь полечусь еще. Таблетки сейчас ведь дорогие, а я их забесплатно глотаю. Вот так!

– Говорят, у него дом сгорел, и бабушка в нем парализованная лежала. Вот он и свихнулся. Бабушка-то раньше из богатых была, у нее картины настоящие остались. Так и они сгорели. Это такая сумма, говорят на миллион! Вот он и сдвинулся от горя. У него теперь ни дома, ни богатства. Бабка-то и так бы померла. А ему, видно, ее жаль очень. Да у нас таких много!

– Кто, на корабле в космос летает, кто, с Есениным разговаривает, и все новые стихи пишет, которые он ему диктует. Когда не буйные, ладно, даже интересно их послушать. А за теми, только смотри. Сейчас все поняли, и смирные, и не подумаешь, что через минуту в тебя стулом заедут. У них, ведь, стулья в палате и коридоре к полу привинченные, а то, не дай Бог! А сестрам – зарплата повышенная, за риск. Вот так! А мне никаких денег не надо! Я лучше с тихими!

По рассказам тети Вари, Виктор сделал вывод, что он сам очень подходит под подозрение на тихое помешательство. Попасть в число ее подопечных, Виктору не хотелось, и поэтому, пока что, внутренний «Я» и беседы с ним оставались его собственным секретом. Тем более, что этот секрет не просился наружу, и не был заметен окружающим.

Виктор не вел дневник, но он писал стихи, в которых темы обозначали вехи и события его жизни. И в его потрепанную тетрадку, была записана новая тема. В новом цикле героем его стихов, стало его «Я».

***

В беседах со своим Я, Виктор провел несколько лет, но потом он пришел и ко второму своему открытию! Это произошло в его день рождения. В этот день ему исполнялось сорок. Роковая дата, отмечать которую даже не следует, как говорят приметы, выложила в этот день все свои прелести.

Этот день был тоскливым, тоскливым, хотя бы потому, что Виктор в день своего рождения был один, сам по себе, и ему было очень плохо. Он сидел за журнальным столиком у телефона, в чужой квартире, со стопкой водки и куском яблока. Он сидел и ждал, что его вспомнят и позвонят. И, уж что совсем было невозможно, приедут. Он ждал, что Тамара, как всегда, первой начнет уговаривать его вернуться, и он, поломавшись немного, вернулся бы! Потому что, дома было хорошо. Там была его жена, его дети, его постель, и вкусненький супчик.