Евгения Телицына - Искушение для искусителя

– Ох, хар! – ругнулся я, судорожно пытаясь сообразить, как лучше поступить.

– Верховный, мне нужно с тобой поговорить! Стой!

Я остановился. Схватил Еву за талию и перенес нас к ней домой.

– Какого…

– Ева, ори на меня в своем доме, а не посередине улицы! – перебил я. – Пожалей остатки моей репутации!

Бывшая душа бросила на меня взгляд, в котором читалось что-то типа «а я смотрю, ты совсем головой поехал» и рассмеялась.

Я выдохнул. Значит, она еще не знает о печати. Значит, в ближайшее время она не полезет меня душить. А она ведь может. Ева в гневе – это что-то!

Любимая женщина Иера отсмеялась, поправила волосы и велела:

– Пошли на кухню, Ас.

Я не рискнул спорить.

Мы быстро пересекли холл, обошли широкую центральную лестницу и завернули в темный служебный коридор. И спустя полминуты оказались в рабочей зоне.

Чертовка быстро разогнала всех слуг и сама принялась заваривать чай.

Я уселся за столик у стены и стал ждать.

Ева изменилась. Повзрослела. Даже заматерела что ли… И внутренние изменения оставили свой отпечаток на ее внешности. Черты лица стали немного острее. Взгляд… К былой красоте и проникновенности, добавилась странная смесь из суровости и скрытых переживаний.

И я даже знаю, каких переживаний.

Даже став чертовкой, Ева сохранила человеческие взгляды и оберегала Нику, как ни одна мать в Аду не стала бы…

– Вот, – она поставила передо мной чашку и вазочку с вареньем и села рядом.

Меня снова накрыла волна воспоминаний. И откуда только взялась эта сентиментальность? Неужели спустя столько веков начал-таки стареть?

– Учти, Верховный, снова опрокинешь варенье – убирать будешь сам, – улыбнулась Ева, явно тоже вспомнив нашу первую встречу.

– Слушаюсь и повинуюсь, – подмигнул я.

Мы замолкли, наслаждаясь ароматным чаем. Ева вытащила из шкафчика какие-то конфеты. И поставив их на стол, заговорила:

– Асмодей, я хотела поговорить… даже попросить…

– Ева, – перебил я, – я знаю, что ты хочешь мне сказать. Никто не посмеет обидеть твою дочь. Не глупи.

– Легко тебе говорить… – пробормотала она в сторону.

– Милая, откуда вообще в твоей прелестной головке взялись такие панические мысли?

Бывшая душа смутилась.

– Понимаешь, – тяжело вздохнула, – я как-то легко смирилась в свое время с тем, что должна забирать души. Хотя сама забрала-то… Того сектанта… Да и он заслужил…

Она замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Я не торопил. И вскоре она продолжила:

– Ас, ты же сам знаешь, я – человек. Была человеком, и под всей этой шелухой остаюсь им. И как любая человеческая мать, я готова рвать и крушить за свою дочь… Я так хотела, чтобы она выбрала канцелярскую работу…

Ева встала и начала ходить по кухне. Она всегда начинала мерить шагами комнату, когда нервничала.

Я перехватил ее и взял за руки.

– Успокойся. Я обещаю тебе, что с Никой все будет в порядке. Я сделаю все, чтобы…

– Что здесь происходит? – удивленный Иер замер в дверях.

– Привет, любимый, – Ева тут же бросилась к мужу.

– Привет, милая, – он обнял ее и чмокнул в макушку. – Верховный, – кивнул мне.

– Привет, Иер, – я подошел, и мы пожали предплечья. – Уверяю тебя, мы просто разговаривали о вашей дочери.

– Ева снова паникует? – он улыбнулся. И тут же скривился из-за болезненного тычка по ребрам.

– Да. Но я обещал присмотреть за Никой, – я честно пытался не засмеяться, глядя на гневно сопящую в объятьях Иера Еву.

– Я и не сомневался, – откликнулся черт. – Только не переусердствуй.

Что-то в его тоне заставило меня насторожиться. Мы встретились взглядом, и я понял, что в отличие от бывшей души, Иер о печати уже узнал.

– Постараюсь, – кивнул я в ответ на невысказанный вопрос.

– Вот и славно. Поужинаешь с нами?

– С удовольствием!..

На второй день лекции Верховных я ползла как беременная черепаха. Идти не хотелось совершенно. Но выбора у меня уже не было.

Вчера я долго рассматривала появившуюся слева чуть ниже груди печать Асмодея. Никогда раньше не видела этого символа (если честно, я ни одной печати Верховных никогда не видела). Между двумя кругами располагались буквы «A S M O D A Y» 5 5 Асмодей . А внутри меньшего из них – странная искривленная стрелка, пересекающая линию с маленькими перпендикулярными зарубками. Весь рисунок был диаметром с мой мизинец.

И казался удивительно правильной частью меня…

Черная татуировка Асмодея не давала мне покоя всю ночь. Нет, она не болела и не жгла. Но она постоянно заставляла думать о том, кто ее оставил. О том, как Верховный прижимал меня к себе. Как мягко поцеловал… Рррр! Леший!

В очередной раз задумавшись о странном поведении Асмодея, я не заметила демона, стоявшего у ворот университета. И естественно врезалась в него!

Чешуйчатокожий парень недобро на меня глянул и отошел, ругаясь себе под нос.

А я, буркнув «извини», вошла на территорию «Центрального университета адских наук, пыточных дел и демонических изощрений».

Во дворе сегодня было оживленно. Судя по носящимся туда-сюда по каменным дорожкам дъяликам, у одного из их потоков сегодня какой-то внеплановый зачет. Рядовые служители Ада всегда очень нервно воспринимают сессию. Отчего страдают все вокруг. Так что не удивлюсь, если они сегодня снова разрушат статую-другую из-за своих «шалящих нервишек».

Я прошла мимо фонтана грешной любви (так почему-то его называла моя мама), представляющего собой небольшой круглый бассейн со скульптурной композицией в виде пары в центре, и свернула к учебному корпусу чертей.

Вообще студенческий городок состоял из центрального административного центра, трех учебных корпусов и библиотеки. Все здания были выдержанны в одной стилистике средневековых человеческих построек. Стены из темного камня, высокие шпили башен с узкими окнами-бойницами и все в таком духе.

Наш корпус оригинальностью не отличался. Хотя, насколько я знаю, только у нас на стенах красовались изречения о душе.

Вот, например, между двух колонн: « Это только кажется, что за всё платят деньгами. За всё действительно важное платят кусочками души » 6 6 из романа Дмитрия Емца «Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара» .

То ли цитаты из людских книг, чем-то позабавившие Верховных, то ли отрывки из чертовских трактатов. Я никогда не интересовалась. Но постоянно удивляюсь некоторым из них.

« Судить следует только душу – за то, как она пользовалась сосудом плоти. Сам сосуд, конечно, не подлежит приговору 7 7 Тертуллиан. «О воскресении плоти » ». Зачем это написано там, где чертей учат души выменивать на желания?

Или вот, самое яркое: « Только человек может отдать душу за то, что ему даже не нужно, и верить, что совершил выгодную сделку ».