Наталия Антонова - Любовное томление

Сквозь распахнутое окно в комнату вливался зыбкими волнами рассвет.

И вместе с утренними лучами врывался в гостеприимно распахнутые окна горьковатый тонкий аромат отцветающей сирени.

Высоко в небе плыли облака.

… Чтобы опьянеть в весенний день вина пить не надо. Вино разлито в самом воздухе, и каждый вздох кружит голову.

Инна потянулась в постели, опустила ноги на пол и на цыпочках босиком приблизилась к зеркалу – припухшие губы, разбросанные в беспорядке волосы, ослепительно-голубые глаза с озорными искрами. Ну, чем не лесная фея?..

– Решено! Она едет сегодня в лес. Да, да, в ту самую позабытую, никому теперь неведомую сторожку лесника.

Степан Федорович… он был другом её деда. Всю войну они прошли вместе. А теперь деда нет. И Степана Фёдоровича тоже…

Есть только сторожка… её сторожка…

Инна, воспитанная дедом, собиралась по-военному быстро.

Вскоре минимум вещей был упакован, и Инна была одета для поездки за город.

… Проехав несколько станций на электричке, она сошла, поймала попутку, добралась до первого из трёх озёр.

Шофёр, подвёзший Инну, захлопнул дверцу и, высунувшись из окна, сказал, – решительная вы, видать, по всему особа. В наше время в одиночку в этакую глушь.

– Эх, да что говорить! – он махнул рукой.

Инна улыбнулась и помахала ему на прощанье.

Машина тронулась с места, подняв за собой густую стену пыли.

Инна подошла к озеру и тотчас расслышала множество шлепков о поверхность воды.

– Спугнула квакушек, – подумала Инна вслух и присмотрелась.

Озеро было нежно-зелёным. Его вогнутая чаша густо обросла тростником.

Тугие стрелы плакун травы ещё не распустили своих кроваво-красных цветов.

– Всем травам мати… – говорил когда-то о дербеннике Степан Фёдорович.

Инна до сих пор хранила крестик, вырезанный из плакун-травы – подарок старого лесника. Правда носить с собой не носила. Ни суеверной, ни религиозной Инна не была. Бог для неё был в гармонии. В плавном соединении её души с окружающим миром. Она любила этот мир и себя в этом мире.

Осмелевшие квакушки высунулись из воды и с любопытством поглядывали на Инну.

Не так часто тревожили их покой. Инна замерла и слилась с шорохом тростника, запахом воды, с бесконечными переливами зелёного и голубого цвета.

Галантные кавалеры местного значения настроили свои сердца на лирический лад и, высунув головы из воды, заквакали с пылкой страстью свои лягушачьи серенады, стараясь, во что бы то ни стало перекричать соперников.

Чтобы казаться выше других, они забирались на коряги, плавучие листы нимфей и друг на друга… Их изумрудно-коричневые рельефные тела барахтались, переплетались, погружались вниз под ряску.

Низко, над самой водой стремительно проносились стрекозы, сверкая прозрачно-золотыми крыльями.

Зелёные и голубые ниточки-иголочки замирали на весу, садились на листы рогоза и становились невидимыми.

Насмотревшись вдоволь на озеро, Инна продолжила свой путь.

Отсюда до сторожки можно было добраться только пешком.

Инна свернула с тропинки и пошла лугом. Мягкая зелёная трава льнула к её ногам. Всё пространство доступное взгляду было залито яркой желтизной купальниц. Ветер покачивал лилово-фиолетовые свечи марьянника.

Сладко ворковали бархатные шмели. Бабочки одна ярче другой кружились над луговыми волнами, садились на траву и сливались с цветами.

Разливы луга остановились возле кромки леса, задумались и… остались позади.

А в лесу шуршали листвой липы. Чёрная ольха прижалась к вязу.

Тихо и сладко журчали зелёные струи берёз. Недавно отцветшие остролистные клёны ещё наполняли воздух плотным волнующим ароматом.

Мягкая густая трава была усыпана лепестками лесных яблонь и отцветшей черёмухи. Где-то совсем рядом над головой Инны раздался крик кукушки. Один, другой, третий. Инна не стала считать, сколько раз пробили лесные часы: «Ку-ку…»

Глубокая печаль, и обещание призрачной надежды слышались в этих звуках…

– Какая благодать! – подумала Инна. Она наклонилась и подняла с земли несколько отцветших мужских серёжек осины. Пряный терпкий запах хлынул в лицо.

… До сторожки Инна добралась только к вечеру.

Она уже собралась огласить предвечернюю тишину радостными воплями первооткрывателя, как вдруг!..

– Фу! – Инна передёрнула плечами, ощутив явный запах дыма.

– Что за чертовщина? – произнесла она недовольно вслух, – не затащил ли леший сюда «новых русских»? Нет! Он не мог устроить мне такую подлянку. Да, и не завалятся они в такую глушь. Это не в их вкусе.

Инна сделала несколько осторожных шагов, прислушалась, улавливая каждый шорох.

Под её ногой предательски треснул сучок. Инна остановилась и раздвинула ветви ольшаника.

Он стоял к ней спиной. Высокий, широкоплечий.

Вытащенная на берег лодка лежала возле его ног, подобно укрощённому киту.

Инна вышла из зарослей, – вы кто? – прозвучал её голос.

Он повернулся мгновенно. Его сузившиеся было глаза, распахнулись от изумления. Они были такими же синими, как небо, сияющее над ними.

– Я лесник. А вы кто? И как вы сюда попали? – спросил он, всё ещё не придя в себя. Он сделал несколько шагов в её сторону и остановился.

– Так, – сказала Инна, – только этого мне не хватало. Лесник, значит. Приятная неожиданность. Ничего не поделаешь, – она села на траву и стала снимать кроссовки с уставших ног.

– Внучка я, – Инна посмотрела в его голубые глаза и скользнула по всей его фигуре оценивающим взглядом.

– Чья внучка? – вырвалось у него сдавленно.

– Естественно, своего деда, – она помолчала минуты две-три, наслаждаясь его растерянностью, и продолжила,– лесник здесь был, Степан Фёдорович. Мой дед был его другом. Они вместе прошли всю войну. Ну, и встречались. Было им, что вспомнить, о чём поговорить. А я дедушкина внучка. Так уж получилось… – Инна взгрустнула, но тотчас прогнала набежавшее облачко печали прочь, – я здесь в детстве бывала часто, да, и потом тоже… – она задумалась и сломала травинку, – вот и решила, что избушка и тишина по наследству мне достанутся… Не могла даже и представить, что в наше время сюда кого-нибудь сошлют, – она усмехнулась и посмотрела в его сторону.

– Собственно говоря, я сам сюда напросился. Я и вырос здесь недалеко. Может, слышали село «Хорошенькое»? Километров пятнадцать отсюда будет.

Инна отрицательно покачала головой.

– Ну, вот, – продолжил он, – после школы все ребята в город устремились и я в том числе. Поступил в вуз. Закончил. Предложили аспирантуру. Вроде всё неплохо, но вдруг, такая навалилась тоска. Осточертело всё. И я вернулся в своё село. Работы нет. А тут место лесника. Я и согласился. Мне здесь нравится. Он втянул в себя воздух, настоянный на ароматах леса, воды и дыма, и улыбнулся, – здесь хорошо, правда?