Неонилла Самухина - История одного падения

– Вы пришли за мной, святой лама… – тихо сказала она и с благодарностью склонилась перед Дордже.

– Если ты готова, то нам пора в путь, меня давно ждут в моем монастыре, – сказал он и, повернувшись, быстро пошел по дороге.

Чхойдзом попрощалась с приютившей ее женщиной и поспешила за ним.

За несколько дней они миновали два монастыря. Чхойдзом не жаловалась в пути и следовала за Дордже, не отставая.

Он оставлял ее в деревнях на время своего пребывания в очередном монастыре и, каждый раз, возвращаясь за нею, замечал, как она, завидев его, облегченно вздыхала, словно боялась, что он бросит ее здесь.

В короткие минуты отдыха у дороги Чхойдзом садилась чуть поодаль от Дордже и молча смотрела на него. Она вообще была молчалива, и Дордже не раз ловил себя на мысли, что ему бы очень хотелось узнать, о чем она думает.

Когда они добрались до монастыря Кабу, рядом с которым не было никаких селений, Дордже пришлось оставить Чхойдзом у водопада, находящегося в часе пути от монастыря.

– Здесь ты сможешь отдохнуть, – сказал он перед уходом. – Я принесу тебе свежую еду и устрою на ночлег. Не бойся, тут ты в безопасности.

Через три часа он возвращался назад.

Отведя кусты в сторону, Дордже вышел к водопаду и ошеломленно остановился: потоки воды алмазным каскадом срывались со скалы вниз, и зыбкая радуга дрожала над озером в изножии водопада, где плескалась совершенно обнаженная Чхойдзом. Ее стройное тело, все в бисеринках влаги, переливалось в лучах солнца, подобно алебастру, а длинные волосы темным блестящим шлейфом тянулись за нею по воде.

Почувствовав присутствие постороннего, Чхойдзом испуганно оглянулась, но увидев Дордже, с облегчением улыбнулась ему.

Выбравшись из воды, она пошла к нему навстречу, совершенно не смущаясь своей наготы.

Дордже смотрел, как завороженный. Впервые он так близко и открыто видел обнаженную женщину. Обнаружив несколько дней назад Чхойдзом, лежавшую растерзанной и без сознания в гуще кустов, он видел ее тело лишь мельком, и тогда оно было обезображено насилием. Сейчас же, на ярком солнце, он смог хорошо рассмотреть ее и испугался – испугался женской красоты, ранее неведомой ему в монашеской жизни, и той ошеломляющей бури чувств, которую она пробудила.

Дордже с ужасом почувствовал, как внутри у него что-то жарко вскипело и, прорвавшись потоком горячей крови, хлынуло в низ живота, вздымая мгновенно отяжелевшую плоть.

Чхойдзом молча шла к Дордже, глядя на него с загадочным выражением продолговатых черных глаз. Точеные маленькие груди, на которых уже почти не осталось следов кровоподтеков, подрагивали в такт шагам. Небольшие светло-коричневые соски, словно бусины четок, маняще выделялись на белой груди.

Подойдя вплотную к Дордже, Чхойдзом остановилась и опустила глаза в ожидании.

Дордже, не в силах победить искушение, протянул руку и дотронулся до ее груди. Почувствовав прохладное прикосновение упругого соска, он медленно провел по нему ладонью.

Чхойдзом вздрогнула и подняла на Дордже затуманенный желанием взгляд…

И тогда он, сорвав с себя дхоти, толкнул Чхойдзом на траву и, нависнув над нею, грубо развел ее ноги. Бросив короткий взгляд на открывшееся ему беззащитное лоно, он с животным рыком вонзился в него своей пульсирующей плотью и замер от острого непривычного ощущения… Это было ни с чем не сравнимое ощущение, какого ему никогда не доводилось испытывать в жизни.

Качнувшись назад, Дордже высвободил из девушки свою плоть и вновь вошел в нее, желая еще раз почувствовать это потрясающее погружение в горячее влажное лоно, напомнившее ему нежный цветок орхидеи и туго обхватившее его со всех сторон… И уже не мог остановиться. Он неистово раскачивался над Чхойдзом, словно вбивая каждым ударом вглубь ее податливого тела годы своего вынужденного целомудрия.

Вначале, ощутив страстный натиск Дордже, Чхойдзом в страхе замерла под ним, но потом вдруг встрепенулась, вскинула бедра и, подчиняясь его ритму, порывисто задвигалась навстречу. Приглушенный стон сорвался с ее губ, и это не был стон боли.

Зеленые кроны шин-нага сомкнулись над ними ажурным шатром. Шум водопада, птичьи голоса исчезли куда-то, а в той тишине, что окутала их со всех сторон, остались лишь звуки их прерывистого дыхания, стоны и удары тел друг о друга.

Время остановилось. Дордже не смог бы сказать, сколько длилось это безумие. Он лишь запомнил, как Чхойдзом, цепляясь за его плечи, вдруг закричала и затрепетала под ним в сотрясающих ее судорогах, на которые тут же откликнулась его плоть. С отчаянным стоном выплеснувшись в глубину ее тела, Дордже, тяжело дыша, откатился от Чхойдзом и распростерся в изнеможении на влажной от водяной пыли траве.

Странное чувство охватило его – в голове не осталось ни одной мысли, он будто лишился тела, перестав воспринимать мир. Охваченный тяжелым дурманом, он не мог поднять закрывающиеся веки.

Несколько долгих мгновений он ничего не осознавал, но постепенно голова начала проясняться, и на него нахлынуло чувство непоправимой вины.

«Что я наделал?! Что она со мной сотворила?!..» – мысленно простонал он, приходя в себя.

Неуклюже поднявшись, Дордже на дрожащих ногах побежал к озеру и погрузился в холодную воду, пытаясь остудить тело, опаляемое вспышками памяти о недавней близости. Он лег на мелководье так, чтобы тело омывали быстрые струи бегущего из озера ручья, и, закрыв глаза, откинулся головой на песчаный берег. Он лежал недвижимо, пока не почувствовал, что тело его совсем заледенело. Тогда он поднялся и, повернувшись спиной к сидящей на берегу Чхойдзом, принялся ладонями стряхивать с себя капельки воды.

Неожиданно он почувствовал, как жаркое тело Чхойдзом прижалось к нему сзади и маленькие горячие руки обняли его, пытаясь согреть. Порхнув по его груди, они двинулись вниз, устремляясь к его уже успокоившейся плоти.

– Нет! – крикнул Дордже, отрывая от себя эти ласкающие руки и поворачиваясь лицом к их владелице.

Чхойдзом, отступив на шаг, испуганно посмотрела на него.

– Нет! – еще раз повторил Дордже. – Оставь меня в покое! – и он с силой толкнул ее в грудь.

Не удержавшись на ногах, Чхойдзом упала навзничь.

Ему вдруг захотелось бить и даже топтать ее ногами за то, что она ввела его в искушение, за то, что заставила совершить великий грех. Но, глядя на покорно лежащую перед ним Чхойдзом, он почувствовал, как однажды уже взведенная пружина страсти вновь начинает раскручиваться где-то внутри него.

Увидев, как его плоть дрогнула, наполняясь новой силой, Чхойдзом широко развела ноги и чуть приподняла бедра в приглашающем движении.

Он бросился на нее, рывком ворвался в уже знакомую глубину и, страдая от собственной слабости, не дающей ему совладать с охватившим его вожделением, впился зубами в ее призывно торчащий сосок.