Ана Феррейра - Амадора. Та, что любит...

Он положил трубку и подошел к окну. Я облокотилась о балконные перила и, оценив положение, уткнулась в бинокль. Смотрела во все стороны, только не на него. Пусть он знает, какие мощные у меня линзы! Все же отважилась бросить мимолетный взгляд на его окно и, должно быть, разинула рот от удивления, когда заметила, что и он пялится на меня в бинокль. Смех, да и только! Он подсматривал за мной, а я за ним. Я продолжала наблюдение, он тоже… Телефонный звонок. Это мой брат, который всегда звонит в самый неподходящий момент. Когда я вернулась на свой наблюдательный пункт, сосед уже ушел, оставив бинокль на стеклянном столике.

Я несколько раз пересекалась с ним в булочной, в супермаркете… Вблизи он выглядел совсем иначе. Мы даже не здоровались, но всегда улыбались друг другу, обмениваясь взглядами сквозь линзы бинокля.

Примечание. Он фотогеничен.

Случались у меня и любовные неудачи, от которых долго кровоточило сердце. Не то чтобы я боялась любить, а просто решила вычеркнуть из моей жизни мужчин и некоторое время пожить в одиночестве… И он появился в каком-то безумном сне. Мы с ним виделись несколько раз на вернисажах, на выставках… Мне нравились его работы, но на автора я никогда не обращала внимания… И вот мне приснилось, что мы вдвоем, обнаженные – у него в мастерской. Я позирую, сидя на столе. Он меня облизывает. Слюна у него разноцветная, а язык – словно шпатель… А пенис – как будто кисть, разбрызгивающая краску по всему моему телу. Я проснулась и, по маминому примеру, записала сон. Стала смотреть на этого мужчину другими глазами.

Как-то раз он позвонил мне и пригласил на свою выставку. Слово за слово – и мы договорились поужинать вместе. Самое удивительное, что я совершенно не помнила его лица – ни во сне, ни наяву.

Он заехал за мной, и мы отправились есть устриц. Без конца болтали, целовались. Он довез меня до дома, и мы очутились у меня в постели…

Сон был красочнее, но настоящая кисть – лучше, а поцелуй – приятнее, чем последующие свет и тени. И он пришел не с пустыми руками! У него было полно презервативов, так что секс у нас был безопасным и спокойным. Кончили мы одновременно. После недолгой паузы начали все сызнова.

– Как мне хорошо…

– Тебе нравится? Скажи…

– Очень…

– Ай!.. Ты уж совсем.

– Улетаю…

– Уже кончаешь?

– Да… А-а-а…

– Как ты здорово кончаешь…

– …

– Опять кончаешь?

– И еще не раз, если так будешь продолжать…

Я кончила еще пять раз. В последний раз – вместе с ним, и потом, обессиленные и насытившиеся, еще долго целовались.

Он ушел, а меня обуял сон в пастельных тонах. В два часа он звонит и говорит, что у него идея. Я испугалась, что он предложит мне стать его женой. Сердце у меня в пятки ушло… Но у него и в мыслях не было жениться. Он задумал одно произведение искусства.

Намечалась выставка в Нью-Йорке. Я продлила заграничный паспорт и села в самолет, на котором были холсты, скульптуры и я. Я выставлялась, но не продавалась, и длилось это целую неделю. Я оказалась самой обсуждаемой работой на выставке, меня поместили на обложку каталога, воспроизводили на журнальных и газетных полосах, даже в «Нью-Йорк таймс».

Живая статуя. Работа называлась «Переливы». Художник нанес мне на тело и на волосы перламутровую краску, сделал специальное освещение и выставил меня живьем на цветном фоне. Когда я двигалась, краска на моем теле переливалась. Великолепная работа! На месте, где я была выставлена, оказалось все необходимое. Я ела, читала, смотрела телевизор… Даже туалет был – единственное место, где оказывалась почти что в уединении: публике видны были только моя голова и ноги, и прочие части тела скрывались за черной перегородкой.

Неделя в Нью-Йорке, мегавыставка, супергалерея… Я была единственным произведением искусства, которое уходило на ночь и возвращалось утром. Секса у нас больше не было. Он был профессионалом высокого класса и стал относиться ко мне как к своему творению. В последний день выставки я безумно понравилась одному американскому миллионеру, и он предложил семьсот тысяч долларов за «Переливы». Но это была любимая работа художника, ей цены не было, и потому она не продавалась.

Было время, когда мое воображение населяли недоступные существа: конькобежец, в которого я была несколько недель влюблена, потом один седовласый мужчина, с котором я все время встречалась в супермаркете, несколько голливудских актеров и, наконец, блистательный повелитель ночи!

Нас было трое красавиц – Жулия, Кристина и я.

Мы обо всем договорились по телефону: сначала в кино, потом в «Династию» – самый новый и самый отпадный бар в городе. Нашли в справочнике. Ни одна из нас не возлагала никаких особых надежд на этот вечер – хотя бы потому, что стоящих мужчин редко встретишь в такое время…

Жулия, которая вышла замуж немногим более года назад, считала, что ее любовь – одна на всю жизнь. Черное платье.

Кристина, убаюканная последним гаданием на таро, твердо верила карточным предсказаниям: к ноябрю она должна кого-то встретить, а значит, к такой встрече нужно быть готовой в любой момент. Коричневая мини-юбка, высоченные каблуки, грудь, выпирающая из тугого, готового разорваться лифчика. Много лайкры.

Я в ту пору переживала разочарование. Три последних романа, более или менее продолжительные, окончились полным крахом. К тому же я еще сохла по Луису. Я пошла с подругами просто так – развеяться. Я похудела, мне было холодно. Черные брюки, белая кофточка, серый жакетик…

Бар оказался переполнен – ни одного свободного столика.

– Только наверху.

– Почему?

– Мест нет.

И вот три девицы поплелись на верхний ярус, где их красота явно окажется невостребованной, но – кто знает? – может, найдется свободное местечко. Но и верхний ярус был переполнен. Я стремглав понеслась к единственной свободной банкетке с вращающимся сиденьем.

Потом поменяемся, – сказала я, утешая не столь проворных подруг, и взглянула на парня и девчонку, совсем еще подростков, прислонившихся к колонне. У обоих на зубах были скобки для исправления прикуса, и когда они целовались, сыпались искры.

– Винца, что ли, возьмем?

– Нет. Вино тоску нагоняет.

– Тогда пива, – выпалила Кристина. – По жаре пивка хорошо выпить.

Жулии было все равно – она ничего не пила. Ну что ж – пива так пива. Пиво пили многие. Официанты сновали с подносами, уставленными кружками пива, которые тут же сменялись пустыми кружками. Бармены за стойкой непрерывно наполняли кружки.

Столики располагались между стойкой и небольшой эстрадой, где с четверга по воскресенье играл ансамбль. Но поскольку был понедельник, ансамбля не было, а играло радио. Передавали бразильскую музыку, прославившуюся на весь мир.