Эдуард Снежин - Оторва

Вопрос являлся риторическим, я хорошо сознавал, что в стране, в которую карма поместила меня, никогда не знали и не признавали законов, защищающих права человека.

Но … если ты не за себя, то кто за тебя?

Я поинтересовался в административной комиссии: какой штраф взяли бы с меня в худшем случае, явись я туда вовремя? Оказалось в двадцать раз меньше суммы лишённой премии.

Тогда я обратился в конфликтную комиссию предприятия, возглавляемую, слава богу, продвинутым в законах чиновником и, что важнее, сочувствовавшему защите прав граждан. Большая редкость!

В результате пришлось моему начальнику срочно перераспределять премию – не платить же из своего кармана.

Я понимал, что этот протест обойдётся мне потом боком, но должен был самоутвердиться, чтобы не потерять уважение к самому себе. Не превратиться в безвольной рыхлый комок общей серой массы, с таким восторгом обсуждавшей мою личную жизнь.

Жизнь редко идёт навстречу исполнению всех твоих желаний, особенно, если ты залез не в свои сани.

Я просил тогда у жизни одно, дай бог, чтобы моя баламутная красавица не изменила мне в том слишком вольном круговороте жизни, который мы вели.

Однажды, сидели с ней в ресторане за столиком со случайной незнакомой парой.

Мужчина, как только дамы ушли вместе в туалет, откровенно заявил мне:

- Ты ещё таскаешь такую красотку по ресторанам? Да ей надо выколоть один глаз и не выпускать, всё равно, из дома!

- Сильно сказано! – отозвался я, - но мы не в Саудовской Аравии, и я не шейх.

- Ну, тогда будь готов ко всему!

А Лариса, обыкновенно с Мариной, часто шастала неизвестно где, особенно с тех пор, как мы снова порешили с ней ограничить потребление алкогольных напитков.

Как-то в выходной она вышла без доклада из дома и испарилась.

В поисках подруги, я позвонил Гелию, местному фотографу, старше меня, давно разведённому. Гелий, не смотря на возраст, был штатным бой френдом Марины, у него постоянно находилось для неё хорошее вино.

- Знаешь, Вадик, - отвечал мне всегда любезный Гелий, - они появлялись, но ушли. Я что-то приболел, а девчонки хотели выпить.

- Не знаешь куда пошли?

- Знаю, к горбуну.

Горбуна я немного знал по работе. Инженер, примерно, в моём возрасте, жил один недалеко в однокомнатной квартире.

Злая судьба изуродовала его с детства, маленький и горбатый он смотрелся несчастным, но из контактов с ним я заключил, что у него добрый и отзывчивый характер.

Я пошёл к нему и там обнаружил Ларису и Марину, и ещё двух молодух, распивающих всё тот же модный бюракан, выставленный хозяином.

- Красиво жить не запретишь! – приветствовал я Павла.

- Проходи, проходи Вадик, - засуетился горбун, - Надя, принеси с кухни фужер, - обратился он к молодой, но уже заметно поблекшей блондинке, наверно, от порочных излишеств, он курила сигареты – одну за другой.

Надя с интересом взглянула на меня, что-то в её взгляде было таинственно притягательное, и я пропел в шутку:

- Ах, Надя, Наденька мне б за двугривенный – в любую сторону твоей души!

Надя улыбнулась и ушла в кухню. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью - задеть ревнивицу.

- А я вот один, а их много, - развёл руками Павел, - хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди!

Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе договорились, что зайду за ним.

Но я-то припёрся с другой целью: в поисках Ларисы.

- Посидим, раз моя подруга здесь, - согласился я.

- Да? А кто тут твоя? – простодушно спросил Павел.

Лариса проявила реакцию и пересела ко мне на колени.

- Вот оно, что! Она у меня в первый раз, и знаешь, поразила.

- Да она всех поражает, красотка! – невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.

- Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!

- В чём же? – решил я поддержать философские изыски Павла.

Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о её смысле и становятся от этого мудрыми.

- Она другая, чем эти! - обвёл он рукой остальных девушек, и те, наверно, возмутились, если бы разговор шёл не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из её подруг пытался оспорить превосходство оторвы.

Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на неё.

Павел выпил со мной с полстакана мадеры и возбуждённо, жестикулируя руками, начал резать правду-матку:

- Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь, сделают!

- Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, - сдержал его я.

- Эти? – опять повторил горбун, - других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя … богиня! – нашёл он, наконец, слово.

- Да ты меня первый раз видишь! – открыла Лариса рот.

- Первый. Но знаю.

- Пьяное признание в любви, вот что твои слова, - сказала девушка.

- Вот-вот! – ты сразу поняла, - признание, а им я не признавался, ты спроси.

Не знаю, куда бы завёл сей диспут, но тут постучался и вошёл в дверь парень, лет тридцати, с каким-то уж слишком тоскливым лицом.

- Ты опять здесь, Надя, - обратился он к поблёкшей блондинке, - пошли домой.

- Да ты садись, - пригласил Павел.

- Не буду пить чужое вино, - ответил парень, - а на своё денег нет.

Они ушли.

- Толяй три года отсидел за воровство, - сообщил Павел, - гордый, блин!

- А там только так, - сказала Лариса, - или гордый, или «Машка.»

- Вот видишь, видишь! – опять начал Павел, - молодая, а всё понимает.

- Толю за зону выселяют, - сказала молчавшая до того незнакомая девушка,

- Надя продаст квартиру и уедет с ним.

- Да где они жить будут?

- А там, на старой заимке за городом.

- Пусть их, - махнул рукой Павел, - Надька совсем, здесь разгулялась, пока он сидел.

- Ладно, пошли тоже, - потянул я Ларису, - дети по лавкам плачут!

- Бюракан возьмёшь ради субботы?

- Возьму.

- Тоды, кей.

- Я с вами! - вскочила Марина.

- Куда мы без тебя? - ехидно поддел я её.

Я забрал осциллограф и простился с Павлом. Он остался не один.

Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:

- Видишь, я богиня. Тебе повезло.

- А ещё и ведьмочка, - щёлкнул я её по носику, весьма обрадованный тем, что нашёл гулящую.

- Но божественная, - подвигала она плечами.

Что говорить, все млели от неё с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от её гипноза, пусть всё катится, как есть, лишь бы была рядом!

XIX

- Включи «Европу», - попросила Марина. Я включил.

- А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? – спросила она, - как мы танцевали с тобой? Пойдём?

Блондинка прижималась ко мне, мы болтали с ней всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день, как будто никуда они и не уходили.