Леопольд Захер-Мазох - Губительница душ

Громкий, пронзительный крик, словно рев раненого тигра, внезапно раздался в тишине чудного летнего вечера. Рысью бежавшие лошади остановились как вкопанные; кучер набожно перекрестился, а сидевший в коляске молодой офицер невольно вздрогнул и устремил взор по направлению к месту, откуда послышался крик.

— Что это такое? — спросил он.

— Должно быть, кто-нибудь зовет на помощь, — отвечал дородный, упитанный кучер.

— Если я не ошибаюсь, крик раздался со стороны реки.

В эту минуту до слуха путников долетел второй жалобный, душу раздирающий вопль, и что-то тяжелое упало в воду.

«Вероятно, кто-нибудь утонул!» — подумал молодой человек и, схватив револьвер, выскочил из коляски и побежал к берегу.

Солнце уже закатилось; под развесистыми ивами царил таинственный полумрак; тихо катились серые, свинцовые волны реки; но ни на берегу, ни вдали на поросшей густой травою «могиле героев» не было ни души. Офицер готов уже был вернуться назад, как вдруг на противоположном берегу мелькнул силуэт человека в белом.

— Кто там? — закричал юноша.

Ответа не было.

— Стой!

Призрак исчез, но в кустах послышался шорох.

— Остановитесь, если не хотите, чтобы я вас застрелил! — воскликнул молодой путешественник.

На опушке леса показались две быстро удаляющиеся тени. Один за другим раздались два выстрела, затем все затихло, и сильно раздосадованный офицер вернулся назад и сел в коляску.

— Ну что, барин, кого вы там нашли? — спросил кучер.

— К сожалению, я опоздал, и мошенники успели убежать.

— Бог знает, были ли это мошенники! — заметил кучер. — Здесь творится что-то неладное!

— Что такое?

— Лучше об этом и не говорить, — отвечал верный слуга, боязливо озираясь по сторонам. — Поедемте-ка мы, барин, поскорее домой. Становится поздно… Маменька давно уже ждет вас.

И коляска быстро покатилась по ухабистой дороге.

Казимир Ядевский возвращался на родину после долговременного отсутствия.

Он служил в Москве, в Петербурге и даже на Кавказе; только недавно полк его был переведен в Киев, и молодой человек отпросился в отпуск для свидания со своей матерью, имение которой находилось неподалеку.

На западе догорала вечерняя заря, обдавая пурпурным цветом леса, холмы, долины и уединенные усадьбы; в чаще леса сверкали блуждающие огоньки, или, быть может, глаза волков, отправляющихся на добычу. Лошади быстро мчались по неровной дороге, пересекаемой болотами с перекинутыми через них полуразвалившимися мостами. Наконец вдали показалось село Конятино, тонувшее в зелени садов и огородов. Легкий дымок поднимался над соломенными кровлями хат, сквозь отворенные двери которых виделся огонь в очаге; у колодца, громко смеясь, разговаривали босоногие крестьянские девушки; собаки, завидя экипаж, залились дружным лаем.

Между тем, уже наступили сумерки. Казимир высунулся из коляски, чтобы взглянуть на родительский дом — сквозь густую зелень тополей виден был свет в окнах. Наконец ворота отворились, и старая лягавая собака с радостным визгом подбежала к коляске. Сердце юноши затрепетало при мысли, что он возвратился домой после стольких лет отсутствия!

Навстречу ему по ступенькам крыльца спускалась добрая старушка, его мать; она обняла, поцеловала, перекрестила свое ненаглядное сокровище и теперь смотрела на него, как будто не веря своим глазам.

— Ах, как долго продолжалась наша разлука! — наконец проговорила она, отирая радостные слезы. — Как ты вырос, возмужал… как тебе идет этот мундир!.. А уж как я боялась, чтобы тебя не убили на Кавказе!..

Целая толпа слуг окружила молодого барина — каждый старался поцеловать его руку. Старушка Ядевская никому не позволила прислуживать дорогому гостю: она сама подала ему ужин, сама налила в стакан венгерского вина, и затем села у окна, любуясь своим сыном.

Да и было чем полюбоваться! Среднего роста стройный юноша, с правильными чертами лица, белокурыми волосами и большими, выразительными голубыми глазами был действительно очень хорош собою.

— Надолго ли ты ко мне приехал? — спросила мать.

— На две недели, моя дорогая! Киев отсюда недалеко; я буду часто ездить к тебе.

— А к Рождеству приедешь?

— Даже раньше, если будет возможно.

Казимир осмотрелся вокруг и с удовольствием отметил, что в обстановке комнат ничто не изменилось со времени его отъезда. Мебель стояла на прежних местах; вот диван, обтянутый знакомой цветной материей; у зеркала — старинные часы; над печкой — гипсовая статуя Дианы; на комоде — граненые стаканы, из которых он пил еще в детстве.

— Ну, что поделывает Эмма? — спросил он.

Ядевская пожала плечами.

— Надеюсь, что она не сбилась с пути истинного? — продолжал молодой человек.

— Как тебе сказать?.. И мать, и дочь сделались уж чересчур набожны… целый день молятся да поют псалмы… Ты, наверное, и не узнал бы своей прежней подружки.

— Я сейчас пойду к ним.

— К чему такая поспешность?

— Мне хочется поскорее увидеть мою маленькую Эмму, с которой мы когда-то строили карточные домики.

— Ступай, если хочешь, но ты будешь разочарован.

— Как далеко отсюда до Бояр? Я полагаю, не более четверти часа ходьбы?

— Вероятно, да…

Молодой человек зарядил ружье, взял фуражку, простился с матерью и вышел из комнаты.

Дорога шла через луг, на котором паслись лошади. Пастухи сидели у горящего костра, полная луна озаряла окрестность своим мягким серебристым светом, вдали слышался был плеск воды.

Сильно билось сердце юноши, когда он подходил к усадьбе села Бояры.

Он тихонько постучал в ворота — залаяла собака. Огромный двор был пуст, ни в одном окне не было огня; вокруг царила глубокая тишина, только стройные тополя таинственно шептались между собою.

Казимир постучался сильнее и вскоре услышал шорох приближающихся шагов.

— Кто там? — раздался хриплый, старческий голос.

— Дома ли госпожа Малютина?

— Нет.

— А барышня?

— И ее дома нет.

Молодой человек пожал плечами и, понурив голову, отправился в обратный путь через рощу. Пройдя несколько шагов, он заметил вдали между деревьями пылающий костер, вокруг которого мелькали черные тени.

— Кто вы такие? — спросил молодой человек, подходя ближе с ружьем в руках.

— Мы цыгане, сударь, — подобострастно отвечал рослый смуглый парень, кланяясь чуть не до земли.

Взору молодого офицера предстала живописная картина: на небольшой лужайке расположился цыганский табор — несколько палаток, позади которых стояли телеги и паслись стреноженные лошади. Пожилые цыгане спали у костра на подостланных плащах, молодой парень сдирал кожу с ягненка — вероятно, украденного; женщины занимались стряпней или убаюкивали ребятишек, дети голышом сновали взад и вперед, мешая старшим работать, за что получали пинки и подзатыльники, — брань, крик, визг, хохот, лай собак, — хаос в полном смысле этого слова.