Маркус Хеллер ван - Дневник Мата Хари

Я была на седьмом небе и не могла сдержать счастливых слез.

Этот мужчина сразу и всецело завладел мной, и я чувствовала, что его поцелуи и нежные объятия сделали меня настоящей женщиной. Я забыла о страданиях, причиненных мне замужней жизнью, о многих мужчинах, подвергавших меня унижениям по прихоти мужа, и впервые в жизни я была по-настоящему счастлива, весела и жизнерадостна. Короче говоря, я была вне себя от любви. Этот мужчина меня пробудил, показал мне, что такое любовь и что любовь без физического наслаждения — это нелепость.

Его объятия искоренили все сомнительное, грязное и неприличное, что давно уже переполняло мою душу; его поцелуи были такими божественными, что облагородили все грязное и животное, что я испытала в близости с другими мужчинами. Но как все это произошло? Мы пили чаи и разговаривали как старые друзья. Я чувствовала себя непринужденно и была счастлива от мысли о том, что унизительное свидание превратилось в сказку. Я поняла что Питер был очень великодушен, но в то время я не была достаточно опытной, чтобы осознать, каких усилий стоило ему выпустить легкую добычу.

Я позволила ему поцеловать мне руку. Он нежно ее гладил, и я была удивлена эмоциями, вызываемыми этим прикосновением. После нескольких рюмок вина я чувствовала себя легко и счастливо. Часы на камине заиграли нежную мелодию, и я до сих пор не понимаю, как и почему у меня появилось желание встать и сделать несколько танцевальных па. Питер бурно зааплодировал и попросил меня продолжить. Когда я, смеясь, отказалась, он тоже встал и начал вальсировать со мной по комнате. Мы танцевали, пока у меня не закружилась голова.

Вот тогда он и поцеловал меня в губы. Это был нежный бесконечно сладкий первый поцелуй… Сколько их было потом — и не помню. Во всяком случае, чуткие пальцы

Питера, его гипнотические ласки, необыкновенно нежные прикосновения сводили меня с ума.

Потом мы очутились на диване в углу, впившись губами друг в друга. Мир для нас перестал существовать. Это было как во сне, когда руки Питера нежно и осторожно снимали с меня одежду. Я лишь помню, что, чем холоднее было моей коже, тем горячее становились его поцелуи. Они покрыли меня, как самый тонкий мех, они поглотили меня, как летний дождь, я ощущала нежное прикосновение губ по всему телу, которое жаждало этих поцелуев, как иссушенная зноем пустыня жаждет спасительной влаги.

Я чувствовала их везде. Они захлестнули все мое тело, так что казалось, что все оно соткано из этих жарких, страстных поцелуев; они осыпали мои груди, струились подмышки, скользили по моим бедрам, обжигали нежную плоть между ног. Питер давно перестал меня раздевать, и его руки ласкали меня беспрерывно и так нежно и нерешительно, что я решила, будто снова сплелась со своей дорогой Генриеттой. Эти нежные руки ласкали мои плечи, спину, груди, его губы пробовали другие части тела, руки соскользнули к моим бедрам, забрались под ягодицы и начали массировать, подталкивать, подтягивать и сдавливать их, пока меня не переполнило опьяняющее чувство экстаза.

Не могу вспомнить, как я внезапно ощутила голое тело Питера. Я не заметила, что он разделся. Должно быть, он сделал это с ловкостью акробата, потому что его ласкающие руки ни на минуту не оставляли мое тело. Но вдруг две сильные мужские ноги, прохладные и твердые, как мрамор, обвились вокруг моего тела, расслабились и медленно раздвинули мои чудесные длинные ноги танцовщицы, как позднее назвал их Питер. Его мускулистый торс прижался к моей упругой, чуткой к ласкам груди. Как это было прекрасно Это странное мужское тело, оно пахло сильно, пикантно и по-новому — совсем не так, как тело моего мужа, с которым я так долго жила. И это действовало так возбуждающе Разве этот мужчина сильно отличался от других? Почему же ни один мужчина меня так сильно не возбуждал? Может быть, Питер был исключительно красив или в самом деле от восхитительного запаха его тела я потеряла рассудок? А может, меня покорила сила его рук? О, как я чувствовала эту силу, которая совсем не делала мне больно Я ничего подобного не испытывала за всю свою жизнь.

И снова его губы впились в мои. Вначале я едва заметила давление его языка; и я не могла противиться, позволив ему влезть между моих губ, исследовать рот и дразнить мой язык. Я вскоре поняла, что эта игра — приглашение, призыв к взаимности. Я ответила. Эффект был поразительным.

Его любовные ласки утроились, а поцелуи перешли в нежные укусы. Он сосал мои губы и язык, как будто хотел проглотить их. Он лежал на мне, и я чувствовала приятную тяжесть. С минуту он отдыхал, как будто набираясь сил, затем начал как бы проникать своим телом в мое, вначале медленно, почти нерешительно, но так сильно, что я чуть не вскрикнула.

Теперь я смогла ощутить твердость его копья, которое обосновалось прямо между моих ног.

Дыхание Питера усилилось, а его голос стал хриплым от волнения, когда он спросил:

— Любишь ли ты меня хоть немножко, моя сладкая, хочешь ли ты сделать меня очень-очень счастливым? У меня не было выбора и я ответила:

— Да, я люблю тебя, делай со мной все, что хочешь, я твоя, возьми меня полностью.

— Любимая, мне так стыдно… я… я… о … потом, потом я тебе скажу… я так сейчас счастлив… я так тебя люблю

Когда он шептал эти слова, которые так сладко звучали для меня, его горячий, упругий, нервно подрагивающий стебель медленно и осторожно двигался между моих широко раздвинутых бедер, пока, наконец, не коснулся моего священного места. Как будто попробовав его на вкус, этот сладкий стебель спокойно и уверенно вошел в меня. Сделал он это без труда, путь был хорошо подготовлен; искусные ласки Питера, его нежность привели меня в такое настроение, что иного и быть не могло. Я вся утонула в его любви.

Руки Питера скользнули под меня и крепко обхватили моя ягодицы. Он держал меня сильными руками, в то время как стрела его любви глубоко проникла в мой грот. И когда он медленно двигался вверх-вниз тщательно выверенными толчками, которые хотя и не опустошали меня, но заставляли содрогаться, как от ударов тока, я поняла, что такое экстаз. Его могучее копье пронзало меня, как стрела Купидона. И когда Питер выходил из меня, я вся дрожала в ожидании его возвращения. Я боялась, что он уйдет навсегда, вместо того чтобы подготовиться к другому прыжку…

Это захватывающее движение запечатлелось в моей памяти и осталось навечно. В спокойном и поступательном ритме, величественном шествии его поистине королевского скипетра было нечто уверенное, сильное — можно сказать, Питер имел меня по-королевски. Я вздыхала и стонала, никогда не испытывая чего-либо подобного, я хотела кричать от наслаждения.

Я была горда, что доставляю Питеру наслаждение, в этом не было сомнения, потому что он стонал так же сладострастно, как и я. Он не произносил любовные слова, его стоны и мычание напоминали зов большого истосковавшегося по любви медведя и убеждали меня, что он в таком же полубессознательном состоянии, как и я. Каждый раз, когда его сильный, раздавшийся вширь инструмент (у меня создалось четкое представление, что как только он внедрился в меня, он стал больше и тверже) глубоко погружался в конвульсивно сжимающееся отверстие, Питер сладострастно стонал, и я спешила ему на помощь.