Якоб Вассерман - Свободная любовь. Очарование греха

Вандерер непринужденно заявлял, что им бояться нечего, что у него есть достаточно других способов заработать. Он даже взял напрокат рояль, чтобы у нее было меньше времени предаваться мрачным думам; завтра его привезут. Рената улыбнулась и посмотрела на него повеселевшими глазами. Ангелус радостно замахал хвостом, как будто дурное настроение Ренаты удручало и его. Собака питала необыкновенную привязанность к Ренате.

На самом же деле у Вандерера не было ровно никаких «других способов». Его страсть и стремление избавить Ренату от забот заставляли его считать действительными вещи, которые были лишь желаемыми. Возможно, он надеялся на помощь друзей — один Бог знает, что он себе насочинял. Его живое воображение заставляло его и в темноте видеть скрывшееся уже солнце. Так обманывал он и себя, и Ренату.

Привезенный на другой день рояль не заслужил одобрения Ренаты:

— Старая шарманка, — пошутила она и в доказательство пробарабанила на нем уличный мотив. Действительно, звуки были тусклы и фальшивы. С грустью вспомнила она превосходный рояль в родительском доме и больше почти не подходила к инструменту.

Вандерер часто приносил какие-нибудь пустяки в подарок Ренате. Эта истерическая склонность делать презенты стала чем-то новым. Большею частью это были всякие пустяки: какой-нибудь платочек, изящная почтовая бумага, которая была ей ни на что не нужна, или лакомства. Ренату мучили эти подарки, требовавшие благодарности, которой она не чувствовала.

Вечера Анзельм проводил обыкновенно в кафе, в компании Герца, Уибелейзена и Ксиландера, с которыми очень подружился. Он чувствовал себя хорошо в атмосфере кажущейся свободы, непринужденности, порою легкомысленного, порою меланхолического остроумия. В этой обстановке, среди неудачников, смеявшихся над своими былыми надеждами, он забывал свои заботы, чувствовал себя независимым и даже сильным. Он сошелся с Гудштикером, был очарован его обращением и в восторженных выражениях описывал Ренате это общение. Таким образом, Вандерер все больше втягивался в водоворот бульварной жизни, из которого почти нет возврата к усидчивому, систематическому труду. Чтобы пополнить свои ресурсы, он начал понемногу продавать наиболее ценные вещи. Наряду с этим его все возраставшая любовь к Ренате, не давала покоя, потому что он не чувствовал с ее стороны ответной страсти. Когда им случалось пробыть несколько часов вместе, какие-то таинственные причины приводили Ренату в дурное настроение. Она сама не могла себе дать в этом отчета. Иногда ее раздражала самоуверенность суждений Анзельма, иногда его удрученный вид, всегда указывавший, что он что-то скрывает от нее. В свою очередь, Вандерер, вместо того, чтобы не обращать на это внимания, бледнел, печально смотрел на любимую и чувствовал себя оскорбленным. Их ласки становились все более редкими и почти формальными. О том, что однажды Рената воспылает страстью, Анзельм перестал даже мечтать. Вандерер все чаще начал перелистывать потертые записные книжки, останавливаясь взглядом на именах старых подружек, и в глазах его появлялось сожаление об утраченных беспечных деньках.

Жизнь супругов Корвинус напоминала трагикомический фарс. Часто по ночам Рената слышала их ссоры, в которых фрау Клотильда обыкновенно одерживала верх. Она в совершенстве владела искусством выводить из себя людей. Словесное сражение кончалось обыкновенно дракой, после чего фрау Клотильда истерически рыдала и грозила вызвать полицию. Но вскоре все затихало, и через несколько часов можно было видеть у окна нежно целующихся супругов. Встречаясь с Ренатой, господин Корвинус необыкновенно почтительно кланялся ей, и его багрово-красное лицо делалось торжественно-благоговейным. Потом он останавливался и смотрел ей вслед глазами опытного торговца, оценивающего товар. Однажды Рената заметила этот взгляд, и дрожь ужаса пробежала по ней. Этот господин был замешан в далеко не чистых делах, как узнала Рената из откровенных рассказов фрау Клотильды, не скрывавшей от нее ни своих любовных приключений, ни супружеских конфликтов. Фрау Клотильда была не чужда сентиментальности и любила бульварные романы, которыми снабжала и Ренату. Но однажды она принесла ей новый роман Гудштикера «Конец Вероники». Вероника, девушка из порядочной семьи, теряет своего первого избранника, хватается за руку второго, потом, полная усталости и стыда, берет третьего, и в конце концов с отвращением отдается всем. Роман был немного затянут и зануден, но в целом производил впечатление, и тень Вероники преследовала Ренату. Ей очень хотелось поговорить об этой книге с самим Гуд-штикером, хотя она и не знала, зачем ей это нужно. Фрау Корвинус находила историю Вероники бездарной.

— Это чересчур длинный роман, и в нем нет поэзии, — говорила она, — нет увлекательной завязки, а я люблю все романтическое, так как у меня самой романтическая натура.

Рената охотно прекратила бы знакомство с этой женщиной, но не решалась: она боялась сплетен. Ей казалось, что все на свете можно вынести, только не враждебные лица и косые взгляды. И она заставляла себя быть любезной и предупредительной даже более, чем это было необходимо.

Выходя на улицу, Рената закрывала лицо густой вуалью, как будто могла таким образом защититься от грязных сплетен. Она любила гулять в сумерках, и часто доходила до улицы Принца-Регента. Там жили Терке, и ее инстинктивно влекло туда, особенно после того, как Вандерер рассказал ей, что встретил баронессу и та пригласила его на чашку чая. Рената с горечью сознавала, что мотивом этого приглашения было любопытство, но все-таки уговаривала Вандерера принять приглашение. Ей казалось, что она где-то далеко видит ворота того мира, к которому когда-то принадлежала и из которого бежала. Девушка гордо старалась прогнать эти мысли, но они снова возвращались. Раньше она едва различала эти ворота вдали, во мраке, и была к ним равнодушна. И вот Вандерер пошел к Терке; не открывалась ли этим дорога к ним? Сердце Ренаты было чувствительно не столько к ее собственным переживаниям, но в большей степени к судьбам других людей, в которых ей чудилось что-то пророческое. Она вспомнила, как недавно встретила Эльвину с одним молодым человеком, по фамилии Давиль, которого немного знала. Девушка, весело улыбаясь, подошла к ней, свежая, красивая, влюбленная. Рената холодно посмотрела на нее, отвернулась и пошла далее. Она не видела слез, наполнивших глаза Эльвины, не видела, что молодая девушка продолжала стоять, пока Рената не скрылась из вида. Рената, собственно, не чувствовала к ней вражды и сама не знала, как это вышло. То, что Анзельм целовал эти улыбавшиеся ей теперь губы, было для нее почти безразлично. Ею руководило как бы чувство самосохранения. Она сознавала, что в душе Эльвина ей ближе, гораздо ближе, чем она сама того желала, и во что бы то ни стало хотела избежать сближения с нею в реальной жизни. Рената бессознательно чувствовала, что для одинокого несчастливца еще есть надежда, для человека же, смешавшегося с толпой товарищей по несчастию — все кончено.