Тиамат - Врата Славы. История Ашурран-воительницы

После этого Мауриций явился ко двору третьего князя. И там ему позволили показать свое искусство, потому что каждый князь думал: уж он–то умнее своих предшественников и не позволит себя обмануть. На этот раз предметом состязания стала скульптура. Через месяц княжеский скульптор показал свое творение — мраморного льва с оскаленной пастью. Однако он был высотой чуть более двух локтей, потому что за месяц трудно изготовить из мрамора нечто более значительное.

Тогда Мауриций показал свою статую. Изображала она прелестную юную девушку в человеческий рост. Обнаженная статуя была дивно хороша, казалось, она вот–вот вздохнет и что–нибудь скажет. Князь был в полном восторге, и Мауриций опять получил щедрую награду. Но тут статуя чихнула и оказалась одной из младших кухарок, раздетой и осыпанной мукой. Когда работала она на кухне, босая и чумазая, никто не обращал на нее внимания. Теперь же князь был так поражен красотой девушки, что даже не стал преследовать плута Мауриция.

Мауриций же, возгордившись, имел наглость явиться прямиком к королю.

—Наслышан я уже о твоих подвигах, — сказал король. — Вот мое слово: даю тебе месяц сроку, чтобы нарисовать такую картину, которая поразила бы меня и заставила сохранить тебе жизнь.

Мауриций взялся за дело. Через месяц король со своей свитой пришел в отведенную ему комнату.

—Моя картина находится вот за этим занавесом, — кланяясь, сказал Мауриций. — Изволь отодвинуть ее своей рукой, о пресветлый король, чтобы первым узреть ее великолепие.

Король попытался взяться за бархатный занавес с золотыми кистями и только тогда понял, что занавес не существует в действительности, а изображен на стене с таким искусством, что кажется настоящим.

Рассмеялся король, пожаловал Маурицию щедрую награду и отпустил его с миром, наказав больше не дурачить князей.

—В чем же смысл этой притчи? — спросила Ашурран, когда Руатта кончил рассказывать. — В том, что лучшее искусство — отражение жизни? Или в том, что жизнь всегда лучше искусства, как ни старайся?

—Тем и хороша эта притча, что каждый находит в нем смысл по своему усмотрению, — ответил ей чародей, и закончив беседу, отправились они трапезничать.

Так жила Ашурран в замке чародея Руатты, и не проходило дня, чтобы не узнала она чего–нибудь нового о себе и об окружающем мире. Только сам хозяин продолжал оставаться для нее загадкой.

По приказанию Руатты сшили Ашурран платья и покрывала, пояса и туфли, как знатной даме, и чародей сам украсил ее драгоценными ожерельями, кольцами и запястьями. Поначалу странен казался Ашурран этот наряд, но заметила она, что Руатта смотрит на нее благосклоннее, и смирилась. Ибо с каждым днем росла ее любовь и уважение к этому человеку, и готова она была сделать что угодно, чтобы порадовать его.

По желанию могла она придать манерам своим величавость, речи — скромность и изящество, и легко бы сошла за знатную даму в любом из городов Ланкмара, даже в столице. Не раз случалось, что Руатта приглашал ее отобедать с ним за изысканно накрытым столом, и вели они пристойный разговор, как столичные аристократы.

Однако ничто из этого не отвратило Ашурран от военного ремесла, и по–прежнему ничто не было ей так мило, как меч и копье, стяг и седло, война и охота, — ну разве только улыбка чародея Руатты. Читала она книги о войнах прошлого, нередко воображая, как сама поступила бы на месте того или иного правителя. Обучил ее Руатта игре в шахматы, и просиживали они над доской часами. Хоть выигрывал он у нее две партии из трех, не случалось ему победить с легкостью, без борьбы.

Даже в фехтовании обучил он ее многим полезным приемам, ранее ей незнакомым. Однако с мечом в руке было ему с Ашурран не равняться, и поединки их кончались всегда одинаково: клинок Руатты, выбитый из его руки, отлетал в сторону.

—Поистине, велико твое искусство в обращении с оружием, — говорил он. — И хоть я когда–то считался хорошим бойцом, с тобой мне никогда не сравниться. Через десять лет не найдется тебе равного противника даже за пределами Иршавана.

—А что лежит за пределами Иршавана? — спрашивала любопытная Ашурран, но он снова отвечал: «Не время говорить об этом».

Как–то раз сказала она ему, пряча коварную усмешку:

—Негоже нам драться без ставок.

—И какую же ставку ты хочешь, о воительница с сапфировым взором?

—Ничего особенного. Сойдет и твой поцелуй.

Руатта засмеялся.

—Нечестная это сделка. Мы оба знаем, что ты все равно победишь. А поцелуй я могу тебе дать и так.

И с этими словами коснулся он губ Ашурран своими, и был этот поцелуй свеж и сладок, как родниковая вода, и крепок, как земляничное вино. После поцелуя, однако, покинул он Ашурран и отправился по своим делам, она же осталась одна в саду, истомленная желанием. Так была она разгорячена одним поцелуем, что вода в купальне закипела от ее тела, когда пошла она освежиться.

Давно уже сжигало Ашурран вожделение к чародею Руатте, а после этого случая превысило оно всякую меру. Раздумывала она и так, и эдак, что ей делать, и не могла измыслить никакого способа. Не могла она взять его силой, и вести себя так, как предписывалось в любовных романах благородным девицам, тоже не могла. Руатта же до той поры никаких особенных чувств к ней не проявлял, вел себя целомудренно и сдержанно. После поцелуя он спокойно ушел, и даже дыхание у него не сбилось.

Решила Ашурран его испытать. Надела она походную одежду, легкий панцирь из бычьей кожи, высокие сапоги, убрала волосы в четыре косы по степному обычаю, препоясалась мечом и отправилась прямиком в башню Руатты, где он наблюдал за звездами.

Был он дивно хорош в этот день, облаченный в зеленый шелк, расшитый травинками и листьями. Изумрудный венец на его волосах выглядел, как корона лесного короля. Не без труда справилась Ашурран со своим волнением. Поклонилась она Руатте и сказала так:

—Год уже прошел с тех пор, как я попала в твой замок, и пришла мне пора его покинуть.

Руатта отвернулся, но успела Ашурран заметить, что глаза его стали печальными, и возликовала.

—Почему ты желаешь покинуть мой замок так скоро, о женщина с сердцем львицы? — спросил Руатта учтиво, как всегда, и лишь слабый отзвук сожаления слышался в его голосе.

—Прилежно обучалась я всем наукам, и тебе больше нечему меня научить. Пойду я искать себе другого учителя, того, кто обучит меня тому, чего желает мое сердце.

—Чего же желает твое сердце? — тихо спросил Руатта, не глядя на нее, она же не отрывала взгляда от его лица. С румянцем, выступившим на щеках, он был невыразимо прекрасен.

—Хочу я найти того, кто научит меня соблазнять надменных чародеев, — сказала Ашурран пылко, приблизившись к нему на расстояние шага.