Теодор Рошак - Воспоминания Элизабет Франкенштейн

Я согласилась без малейшего колебания. Виктор, не сдерживая слез, уронил голову мне на грудь и не переставая благодарил меня. От его волнующей близости вся моя былая досада и злость на него мгновенно улетучились. Если бы он поднял лицо, я покрыла бы его поцелуями.

Мне предстояло все подготовить для отъезда. Первое, и самое трудное, было уговорить отца согласиться с нашим намерением.

— Месмер? Но он же шарлатан! — возмутился отец, — Доктор Франклин показал, что этот его животный магнетизм ничем не лучше знахарства.

Но я была во всеоружии и знала, что возразить. Виктор снабдил меня теми самыми статьями, которые давали отцу повод критиковать Месмера, и я тщательно их проштудировала.

— Вы правы, отец; Франклин поставил под сомнение теорию Месмера. На том основании, что ей недостает материального подтверждения. В этом отношении я понимаю ваш скептицизм. Но напомню, что Франклин также осмелился предположить, что месмеризм тем не менее может иметь лечебный эффект, пробуждая силу воображения. Возможно, он дает некий новый способ лечения. Ибо если болезнь психическая, как в случае Виктора, в чем мы пришли к согласию, не следует ли и лечить ее психическими методами? Там, где мы имеем дело с психическим расстройством, применение методов Месмера может дать положительный результат, даже если ошибиться в причине этого расстройства. Попытаться, безусловно, стоит.

Отец тщательно обдумал мое предложение и в конце концов с неохотою дал разрешение. Предоставив в наше распоряжение свою лучшую карету и лучших возниц, он пожелал нам счастливого пути, хотя и испытывал самые дурные предчувствия. Целью путешествия была крохотная деревушка близ Констанса, Фрауэнфильд, в которой ныне обретался Месмер. Убедившись, что весна освободила от снега дорогу, ведущую на север к Цюриху, мы приготовились на той же неделе отправиться в путь.

Научный взгляд на теорию животного магнетизма доктора Месмера

В следующей главе мы имеем редкую возможность услышать из первых уст отчет о деятельности доктора Франца Антона Месмера, данный пациентом наблюдательным и владеющим слогом. Таким образом, воспоминания Элизабет Франкенштейн проливают свет на наиболее трудные вопросы медицинской науки нашего времени.

С конца 1770-х годов, когда Месмер впервые объявил об открытии им животного магнетизма, он упорно расширял область, на которую распространяется его система, пока она из метода медицинской диагностики не превратилась в программу космических масштабов. Существуют, учил доктор, громадные магнитные волны, которые катятся по вселенной подобно волнам в море. Эти излучения, заявлял он, проникают сквозь все, включая человеческое тело и саму его душу. Если воспрепятствовать их свободному прохождению, тело заболеет. Но, умело применяя терапию магнетизмом, можно высвободить этот поток и пациент выздоровеет. Магнетизм благотворно действует на все на свете, даже на растения и минералы. Заряжая от лейденской банки больные деревья, можно заставить их зацвести, а пересохшие ручьи — вновь наполниться водой.

Эти гипотезы, необычайно модные в атмосфере эклектики и часто безудержной спекуляции, которая царила в науке конца восемнадцатого столетия, были с тех пор успешно опровергнуты. Но не натурфилософы, а скорее медики вознесли Месмера на вершину славы. Раз за разом он демонстрировал поразительные результаты, исцеляя тех, от кого другие врачи отказывались как от неизлечимых больных. В одном случае, после которого его имя стало знаменитым во всей Европе, он даже вернул зрение слепому. Позже, правда, определили, что его слепота была истерического происхождения, а не вызвана причинами физического свойства. Скомпрометированный и осмеянный, доктор был вынужден покинуть Вену.

Скептики всех направлений, особенно коллеги по медицинской профессии, поспешили объявить Месмера шарлатаном. Это лишь приумножило его славу, что, в свою очередь, еще более разъярило его врагов. Во Франции в самый разгар популярности Месмера была создана королевская комиссия для изучения его постулатов; главой комиссии был доктор Бенджамин Франклин, в то время посол новой Американской республики. Комиссия нанесла сокрушительный удар по Месмеру и его теориям. Она пришла к заключению, что Месмер излечивал не средствами научной медицины, но единственно простым внушением. Слава Месмера в Париже в одночасье померкла, как двадцать лет назад в Вене. Вскоре после казни Людовика, который был его главным защитником, он разумно решил вернуться на родину, в Швейцарию, где люди нескончаемым потоком шли в его клинику за лечением и чтобы увидеть чудеса животного магнетизма. Он оставался практикующим врачом до своей смерти в 1815 году в возрасте восьмидесяти одного года.

История была неблагосклонна к Месмеру; больше того, она способствовала его бесславию. Подобно многим гипотезам о таинственных флюидах и сверхъестественных эманациях, высказывавшимся в его время, теория животного магнетизма была выброшена на свалку. Даже в практической медицине атомистические гипотезы ныне вытесняют всякую альтернативу. Тем не менее остаются врачи, убежденные, что месмеризм способен помочь при лечении неврастении и разных форм нервного расстройства. Свидетельство Элизабет Франкенштейн особенно заинтересует тех, кто желает продолжить исследования в этой области. Во-первых, она ответственно утверждает, что состояние гипноза — это реальность; она описывает, как погружалась в него и как оно сказывалось на ее поведении. Она ясно говорит о том, что, загипнотизированная, была способна выполнять команды Месмера, пусть чувственная реакция и была замедленной.

Удивительно, сколь многие возможности человеческого мозга еще остаются неисследованными. Какие злодейства и гений мы обнаружим в тех темных недрах нашей души, куда первым проник Месмер? Будем надеяться, что с ходом нашего рациональнейшего из столетий сия загадочная глубинная область реальности станет наконец свободна от некромантов и знахарей, традиционно опекавших ее, и на смену им придут компетентные медики.

Никогда еще двое, путешествующие вместе, не были столь осторожны друг с другом, как мы с Виктором по дороге во Фрауэнфильд. Всякий, кому случилось бы нечаянно услышать наш разговор в карете, принял бы нас за людей, едва знакомых друг с другом. В те редкие минуты, когда мы нарушали молчание, мы старались не говорить о чем-то личном. Обсуждали философские теории и среди прочего — сущность закона существования жизни и вероятность, что он когда-нибудь будет открыт и понят. Больше всего мы обсуждали странный новый мир животного магнетизма, о котором заявлял Месмер и о котором мне было известно ужасающе мало. К моему удивлению, Виктор и в этой области был таким же знатоком, как в науке об электричестве. Это, конечно, объяснялось тем, что, по его мнению, Месмер и он занимались близкими исследованиями.