Натали Бранде - Голубые шинели

Я согласно кивнул.

— И вот еще что, — добавил полковник после некоторой паузы, — майору твоему об этом ни слова. Все.

Закрыв за собой дверь полковничьего кабинета, я медленно побрел в казарму. Было у меня какое-то чувство — не знаю как его даже описать — было у меня какое-то нехорошее чувство опасности, будто бы мой второй голос как бы говорил мне — не надо, не делай этого. Никуда не ходи. Но дело зашло уже слишком далеко — я действительно был доверенным лицом полковника, и, более того, я вполне сознавал, что я полностью в его власти. Мне до дембеля оставалось несколько месяцев, я был уже вполне уважаемым старослужащим, за время службы я не только хорошо узнал Москву и столичные нравы, я и заработал немало, даже на книжку отложил денег, не считая того, что каждый месяц по пятьсот долларов отсылал матери. У меня еще и на книжке скопилось порядка трех тысяч долларов. У себя в деревне я и мечтать не мог о таких деньгах.

Я был уже совершенно не похож на того наивного мальчишку, который ушел из деревни Черная Грязь однажды утром на сборный пункт. Я стал — как бы это сказать — более жестким, более собранным и совсем уж нельзя было назвать меня наивным. Конечно, я не допускал никакой подлости по отношению к молодым Хотя и числился уже дедом, и, вроде бы, имел право на всякие низости. Но в то же время, если кто-то вставал мне поперек дороги — с ними я расправлялся безжалостно. Таков был закон армии: или ты — или тебя.

Был однажды такой случай — мне донесли наши же ребята, что солдат из моей роты заметили в Москве недалеко от выхода из метро «Проспект Вернадского» — они кокетливо гуляли вечерком по тропинкам, предлагая себя всякому встречному и поперечному. Задницу свою ценили пацаны недорого — их можно было отдрючить, кому не лень, всего за десятку баксов. Едва я узнал об этом, как участь их была решена — с такими самовольщиками надо было расправиться и немедленно. Я не мог допустить, чтобы наш тайный, хорошо налаженный бизнес был разрушен из-за какого-нибудь нелепого случая: если бы, скажем, этих юных добровольных блядей задержала бы милиция за их занятием или если бы из-за этого началось разбирательство коснувшееся нашей части — бог знает чем это могло бы для нас окончиться.

В принципе я понимал, что толкнуло этих ребят на панель — они не входили в число тех, кого я приглашал для обслуживания полковничьих клиентов. Однако о возможностях левого заработка с помощью собственной задницы они были наслышаны и решили тихо браконьерничать в одиночку.

Этих юнцов целую ночь по очереди дрючили все деды из моей казармы. Вообще-то я не поощрял половые контакты я казарме. Более того, я их преследовал как мог — у нас вообще был образцовый порядок, дедовшина присутствовала в самом минимальном виде, каждый из солдат старался показать себя наиболее дисциплинированным и послушным в надежде, что ему перепадет из мои рук неплохой заработок. Все настолько были увлечены зарабатыванием денег, что на всякие прочие глупости времени и сил уже не хватало. Надо заметить, что и не было никакого смысла, ведь благодаря подработке солдаты могли вполне сносно питаться, подкупая себе и колбасы, и хлеба, не было недостатка и в куреве. Да и майор наш все время получал поощрения за отличную дисциплину в нашем подразделении — поэтому все вроде бы были довольны. Так что позволить кому-то разрушить такую идиллию — это надо было быть последним идиотом.

Расправа над самовольцами закончилась только под утро — несколько дней потом они передвигались с большим трудом, но больше ни разу не рискнули отправиться в автономное плавание, а я, выдержав приличную паузу, стал подкидывать потом работенку и им, и надо честно заверить — у меня не было более надежных ребят, чем эти двое. И все же нельзя сказать, что у меня были настоящие друзья в казарме — все завидовали мне и побаивались меня. Нет — поделиться своими опасениям или посоветоваться, как быть — мне было не с кем. Даже с майором, который был все это время моим единственным настоящим другом, даже с ним я не мог перемолвиться словом, потому что полковник сказал вполне однозначно — никому, а особенно майору — ни слова.

Я был уже достаточно хорошо знаком с методами полковника и понимал, что он мог послать кого-то и проследить за мной, мог даже поставить у майора подслушивающее устройство — а почему бы и нет? Ведь если он отправляет меня на встречу с английским дипломатом — видимо тут кроется какая-то серьезная интрига, надо попробовать самому разобраться — с чем это может быть связано. То, что кроме нашего сексуального бизнеса у полковника были еще каналы заработка я знал наверняка — как то раз я был у него на даче и помогал там его жене по хозяйству — надо было починить забор, что-то там прибить. Что-то там вскопать — обычная лабуда.

Сначала я удивился, что полковник не вызвал к себе на дачу взвод новобранцев, которые все перепахали бы просто в секунду — но, побывав там, понял, что к чему — дача ломилась от роскоши. Да это была и не дача в нашем обычном понимании, это был огромный трехэтажный кирпичный коттедж, с резными окнами, с мраморными полами, с дверями красного дерева, хрустальными люстрами, коврами и прочими признаками роскошеств. Излишне говорить, что кухня была оборудована так, как я и представить себе не мог — видел такую технику только в дорогих цветных журналах. В гостиной стоял огромный телевизор, а жена полковника, между прочим, сама очень грамотно рулила на новеньком джипе «НИССАН-ПАТРОЛЬ» немыслимых размеров. Так что ж, предположим даже, что полковник имел что-то там от продажи наших задниц — этого бы никогда не хватило даже на полмашины, не говоря уже обо всем, что я там увидел. И конечно, такую роскошь показывать взводу солдат нельзя ни под каким видом — видимо, поэтому работами по хозяйству был озадачен именно я, как наиболее доверенный человек.

На чем еще мог зарабатывать полковник? Да на чем, как не на продаже армейского имущества. Кое-что говорил мне майор, сетуя, что побаивается серьезной проверки, ведь у нас в части мало чего осталось непроданного. Что ж — пожалуй, я на верном пути — полковник хочет что-то продать англичанину. Что бы это могло быть? Наверняка не мелочь какая-то — из-за мелочей затевать такую рискованную и дорогостоящую игру никто бы не стал. Значит… Вывод был для меня совсем не утешительным. Значит, я вляпался в дерьмо по самые уши — значит, я вынужден буду играть центровую роль в какой-то сделке, которая вполне может заинтересовать не только наши финансовые органы, но, возможно, и ФБР, не говоря уже об ИНТЕРПОЛЕ. А мне, в лучшем случае, будет светить дисбат, а, в худшем случае, я не переживу того дня, когда эта афера раскроется. Что делать? Отказаться?