Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

— Не бойся меня, милое дитя, — ласково проворковал я выходя из-за кустов, она же поднялась на ноги и по пояс стояла в воде.

— А чего мне тебя бояться? — поинтересовалась девица складывая руки на груди, ибо мокрое и тонкое ее одеяние столь плотно облегло маленькие прекрасные груди, что стало это выглядеть несколько для нее стеснительно.

— Знай же, что я ничего не собираюсь делать с тобой силой, — успокоил я. — Лишь по твоему хотению могли бы мы провести немало приятных минут.

— Знаешь, старец, слова твои столь странные, — усмехнулась она. — Отвернись, мне нужно выжать сорочку.

— Я же говорю, что не оскорблю твоей невинности, — несколько обидевшись на такое к себе обращение, повторил я. — Всего лишь посмотрю, и только.

— Чтоб у тебя язык отсох, если ты предлагаешь подобное благородной девице! — рассердилась она. — Находишься на землях моего отца и бесчестишь его единственную дочь?

— Прошу прощения, благородная дева, — поспешно извинился я, ибо первоначально, и впрямь, подумал, что предо мною обычная крестьянская девица. — Мы скромные путники. Касательно же меня, так я вовсе не хотел нанести тебе обиду.

— Отвернись же, потом поговорим, — поторопила она.

Я кротко выполнил эту просьбу, вышедшая на берег девица отжала сорочку и вновь в нее облачилась, дабы та подсохла на солнце.

— Кто же ты и какого звания? — полюбопытствовала она.

— Имея не менее двух поколений благородных предков, посвятил я жизнь свою изучению магии, — гордо ответствовал я.

— У графа — моего отца, благородных предков не менее двух дюжин, — усмехнулась девица. — Что же касательно магии, то я нахожу это любопытным.

— Любопытство твое мог бы я удовлетворить, — пообещал я, — но магия — наука сложная и повинуется своим законам. Вот, к примеру, стоило бы тебе снять сорочку…

— Ты опять? — нахмурилась девица.

Из пещеры на наши голоса появилась облаченная, по случаю лесных блужданий, в свой кожаный мужской костюм Глазки. Потом и остальные спутники. Графская дочь представилась Шеной, я же к неудовольствию Глазок, назвался Поздним Рассветом.

Узнав, что мы заблудились, девица сказала, что пещера, где мы оказались мало кому известна и случайно обнаружена ей во время детских игр. Нас же пригласила явиться к ужину в замок. Видя, с ее стороны, столь доброе к нам отношение, я завел ее в пещеру и продемонстрировал свечение магического жезла, что вызвало у девицы полный восторг.

Потом она натянула поверх высохшей сорочки платье, которое оказалось в седельной суме явившегося на ее свист коня и, объяснив, как найти дорогу отправилась в замок.

— Вопрос с пропитанием на вечер нами решен, — сказала простившись с юной девицей Глазки. — Зря ты назвался магом, но теперь ничего не поделаешь. Будем надеяться, что ее папаша-граф не имеет ничего против твоих товарищей по гильдии.

Дальнейшие события показали, однако, что здешний граф имеет что-нибудь против почти всего и вся. Но не буду забегать вперед.

Местный граф был человек достигший уже лет пятидесяти с лишним, моложавый, однако же беспрерывно брюзжащий по поводу лекарей, которые ни от чего не могут его вылечить. Впрочем, доставалось не только лекарям, но и вообще всем, кто по тем или иным причинам оказался у него за ужином.

Супруге — за то, что слишком много на столе пряных блюд. Дочери — за неподобающую благородной девице живость характера, хотя, видят Боги, сидела она за столом тише воды и ниже травы. Менестрелям же досталось за песни, кои были, по мнению этого деспота, весьма растленны. Кравчим — за то что наливают помногу вина.

Меня со спутниками усадили в самом низу стола среди челяди, от чего если и перепадали нам блюда, то ужасно уже подъеденные теми, кто сидел выше, а, зачастую, остывшие. Шена, видя такое к нам неуважение, смутилась еще больше и восседала неподалеку от папаши краснея за него от стыда.

Глазки и Трина были приняты графом за юношей, не то им попало бы за мужские наряды. Ко мне же хозяин обратился по части магии и долго прилюдно поносил меня за занятия столь не серьезным делом, которое есть, по мнению его, суть шарлатанство и надувательство. Много ссылался при этом на примеры своих знакомых, которых, де, маги лечили-лечили, да не вылечили. И на то, что никому еще не удалось с достаточной точностью предсказать будущее, либо сделать из свинца золото.

Помятуя, что ем, все-таки, хлеб этого человека, я скромно возразил, что бывает в жизни всякое, тако же и магами называется не мало шарлатанов, которые — не что иное, как самозванцы. Но что, быть может, доведется еще их светлости убедиться в могуществе этой великой науки.

— Э, любезный, как вас там… Поздний Рассвет, — презрительно отмахнулся граф. — Посмотрите, куда завела вас сия премудрость! Будь она столь могущественна, вы бы, верно, приехали сюда на золотой повозке, запряженной шестеркой скакунов!

Челядь громко рассмеялась, мне же только и осталось промолвить, что, быть может, приеду я еще и на золотой повозке. Смеху это вызвало еще больше, что окончательно испортило мой аппетит.

— Ах, сударь, простите меня пожалуйста! — нагнала меня и верных моих спутников Шена у самых ворот замка. — Характер у отца несносный, а чванство его бывает непереносимым.

Глазки успокоила девицу, сказав, что, хоть и наслушавшись брюзжания, мы, благодаря Шене, отлично поужинали. На том же, с графской дочерью и распрощались.

Не успели мы, однако, отойти от замка и половины мили, как встретили заплаканную крестьянскую девицу, идущую навстречу. На расспросы наши бедняжка, всхлипывая и шмыгая носом, поведала, что зовут ее Дора и, достигнув семнадцати лет, справляет она сегодня свадьбу, в замок же спешит, дабы выполнить некую повинность, свершения которой настоятельно требует их сеньор и благодетель граф.

— Что же за повинность имеется в виду? — нахмурилась Глазки, а узнав, что граф, не больше не меньше, как требует от своих крестьянок выполнения старинного права первой ночи, разразилась ругательствами по поводу такой непотребности.

Я же, подумав про себя, что обычай не всегда плох, поскольку, будь я сеньор, то без труда выполнил бы условие Инкуба, но тут, вспомнив о графе, чрезвычайно разозлился.

— Послушай, Дора, — обратился я к крестьянке. — А хочешь совершенно просто насмеяться над графом, чтобы не видел он твоего девства, как своих ушей?

— Возможно ли такое? — удивилась невеста. — Их сиятельство всегда очень строго требует отдачи всего того, что положено ему по праву сеньора.

— Так знай, глупенькая, — объяснил я. — Нужно тебе пойти сейчас же домой и сказать сначала своей родне, а потом, когда будет допрашивать граф и ему, что на этом самом месте, не успела ты подойти к замку, как, неизвестно откуда, возникла золотая повозка, запряженная шестеркой отличных белоснежных коней.