Евгений Кабанов - МИССИОНЕР

В ночи журчание ручья
В то лето мне привычным было…
Скажи, красавица, ты чья?
Назвать тебя чьё право милой?

Наверно был мне дан ответ,
И, может быть, он был печальным,
Как был печален лунный свет,
Сопровождаемый журчаньем.

Ноктюрн
Эта чёткость влажной мостовой,
И в ночи вульгарный крик неона,

И фонарь у нас над головой
На ветру помаргивает сонно…

И пустого города огни,
В тесноте душевного приюта
Вспышкой тьмы: finita la… усни…
Беззащитность немощью опутав,

Всё кричат, минуя линзы глаз,
Разрывают мёртвыми лучами
Без конца меня, тебя, и в нас
Светотьму, в которой мы молчали…

Ссора
Без этих сцен ты –
Любовь на сцене:
В цене проценты,
А вклад не ценен.

Но вздрогнут дали
От полувздоха:
В одном страданье
Обоим плохо.

Женщина в печальном ореоле,
В суету спокойствие струящем,
Не из идеала, и не в роли –
Женщина земная, в настоящем.

Женщина на стоптанном перроне,
Одинока призрачно-щемяще.
Осторожно взглядом своим тронет,
Не во сне, не в роли – в настоящем.

Мы, наконец, одни.
А за окном – метели,
А за окном огни…
Мы так того хотели!

Мы рядом. И молчим,
Боясь вспугнуть мгновенье.
А за окном в ночи –
Разомкнутые звенья.

А мы с тобой – одно.
И мы не замечаем,
Как ночь глядит в окно
Бесстыжими очами…

Лицо луны
Печальное лицо луны
На небосклоне предвечернем.
Глазницы впалые полны
Тоски, подёрнутой свеченьем.

А с предзакатной стороны
Лик солнца скорбь развеять тщится,
И воет на лицо луны
Капитолийская волчица.

И тоном, тяжестью свинца
Окрашены, налиты знаки
Печали лунного лица,
И воют на него собаки.

Я замираю перед ним
В благоговении великом.
То, что имеем, не храним,
Теряем – плачем лунным ликом.

Прогрессия
Пересечение двух точек – история длинная.
Точку линии образуют вдвоём.
Пересечение двух плоскостей – линия,
Двух объёмов – поменьше объём.

И бесконечной должна быть цепочка.
Но тогда: чего пересечение – всё вокруг?
Пространство, вобравшее все плоскости, и линии, и точки… –
Это пересечение наших рук.

Мы парим, мы в полёте,
Мы свободны, как птицы,
Мы смогли, тяжесть плоти
Сбросив, к облаку взвиться.

Только что-то мы всё же
Потеряли. Иль скрыли.
Мы обняться не можем –
Вместо рук у нас крылья.

Ты ангел мой, ты просто неземная.
Кружится голова, и сердце – на износ.
Я и не болен, и не пил вина я,
И не вознёсся… Просто же вознёс,

Вознёс, презрев законы мирозданья,
На высший пик вселенской высоты
Вселенную в час нашего свиданья.
Лишь потому, что часть вселенной – ты.

Быть или не быть?
… А мне тебя
любить ли, не любить ли?
Как высоко
и звёзды, что дружны
с окном твоей
заоблачной обители,
и ты –
обратной стороной Луны.

Но буду вновь я,
запрокинув голову,
всё рваться
сквозь космическую рать
пространства ночи,
скользкого и голого,
и в головокруженьи
замирать
.

Когда стыдливое "нельзя"
Поникло пред бесстыдным "можно",
По шёлку твоих ног скользя,
Снимал с тебя я осторожно

Искусственный последний штрих,
Скрывавший высшее искусство,
Смятением всех чувств моих
Являлось чувственности чувство.

Лишь чуть прикрывшись наготой,
Струящей запах дикой мяты,
Уже за чувств моих чертой
Входила вся как есть в меня ты.

Испив изгибы стройных ног,
Заполнив вечность мигом тайным,
Ласкать божественный цветок,
Касаясь лишь одним дыханьем.

Сквозь лепестков живую вязь
Приникнуть к трепетному лону,
И, в бесконечность возносясь,
Вниз падать по крутому склону…

Тайна
Плод совершенства – чудо розы чайной
В сияньи перламутра лепестков,
Что вздрагивали робко и кричали
О нежности, из пены облаков,
Хранящих свежесть чисто и кристально,
Возникло, беззащитностью пьяня…
Ты таинство моё, ты моя тайна.
И таинство, и тайна – для меня.

Зеркала
Любительница острых ситуаций,
Или зеркал на плоскости стены,
Ты обожала страстно отдаваться,
Взирая на любовь со стороны.

И в них узрев, на зависть неумехам,
Сплетенье наших тел, и ног, и рук,
Вдруг прыскала весёлым детским смехом:
"Смотри, смотри, какой смешной паук!"

Золотистая россыпь волос,
Летний иней ресниц в трепетаньи,
Веки, брови, чуть вздёрнутый нос –
Приближенье к мистической тайне.

Уголки приоткрытого рта,
Словно робкий призыв откровенья –
Двух миров единенья черта,
Хрупкой цИпи хрустальные звенья.

Вольность шеи, ключиц бугорки,
Снова губы, и уши, и шея –
И как мёд, и полынно-горьки,
И восторг на обломках крушенья.

Шоколадная завязь сосков,
Словно почки набухших упруго, –
И полёт высоко-высоко,
За чертой непорочного круга.

Чуть стыдливый изгиб живота,
И податливость чуткая бёдер,
Нежной плоти живая черта… –
И гармонии дань, и природе –

Пьяный путь
Моих губ
И души…

Я таинство любви – совокупленье
Люблю не потому, что в нём горят
Тела наши и души, как поленья –
Любуюсь, как ты в сотни тысяч крат

Самой себя
Становишься прекрасней.

Амазонка
Касаньем губ своих, и языка
Моих и рук, и ног, и всего тела –
Изысканна, изящна и легка –
Добилась ты всего, чего хотела.

И, надо мной на корточки привстав
В инстинкте, отработанном веками,
Коснулась ты с лукавством на устах
Моих ресниц упругими соскАми.

И, продолжая сладкую игру,
Моё лицо ласкала ты всем телом…
Я со спокойной совестью умру,
Познав любовь за чувственным пределом…

И с губ твоих срывались крик и стон,
И аромат струил пьяняще-тонкий
В лицо моё раскрывшийся бутон
Прекрасной в своей страсти амазонки.

И было ясно: кончилась игра,
И догорят, и пеплом станут свечи,
И полыхать лишь будет до утра
В тебе и мне тобой зажжённый вечер.