Земфира Кратнова - Рандеву с незнакомкой

Зовут его… Впрочем, неважно. Есть такой человек. Не молод, но и не старик. Тридцать четыре года. Замечательный возраст для открытий и перспектив, когда щенячья восторженность позади, пресловутый "кризис тридцати" уже преодолен, а перспектива пенсии и увядания кажется призрачной и далекой.

Не красавец. Но и не урод.

И только глаза у него… Ах, какие у него глаза! Пронзительно синие, с угольно черным дулом зрачка – именно дулом, кружком пистолетного ствола, не раздевающего, а расстреливающего, проникающего СКВОЗЬ ТЕБЯ, навылет…

И какой-то первобытный инстинкт, оставшийся в наследство от далекого-далекого предка, не умеющего мыслить логически, а соображающего спинным мозгом, потаенное чувство, самое мудрое из всех, шепчет, не объясняя: "Не смотри".

Но я же упряма. Упряма и настойчива. И всегда иду вопреки здравому смыслу. Поэтому я поднимаю взгляд и скрещиваю его с этим синим льдом.

… И все. Обжигающая волна пробегает по моему позвоночнику сверху вниз, начинаясь где-то на холке – была бы я пантерой или какой другой кошачьей породой, ах как бы я зарычала призывно-грозно, подняв шерсть на загривке! – и спускаясь ниже, ниже, совсем низко, разливаясь внизу предательской влажностью, которую мужчина… Чует, чует – я знаю, иначе почему вдруг так на мгновение сощурились его глаза, промелькнула в них этакая удаль-насмешка?

Но нет, я же сильная, я сильнее многих, неужели я способна дать задний ход, испугавшись каких-то глупых домыслов? И поэтому я встречаю снова его взгляд – как, я отвела глаза? ну так это не слабость! – и уже сама чуть подаюсь вперед, играя, дразня, завлекая в эту древнюю, как мир, игру… И понимаю, что уже не будет теперь никакой моей гордости, никакого "я". Будем только "мы".

Пусть на короткие мгновения.

Пусть на безумно малый срок в моей и без того суматошной жизни.

Пусть – будет.

Чтоб почувствовать в этом взгляде…

… первую радость и первую разлуку…

"Прости, милый мальчик, нам просто надо остаться друзьями, ты ведь младше меня, ну подумай сам, из нашего романа ничего не выйдет". – "Но почему? Почему?". – "Ты когда-нибудь все сам поймешь".

… первую победу и первое разочарование…

"Будь моим, слышишь, моим, только моим! Я хочу, чтоб ты стал у меня первым. Да что же ты стоишь, как статуя! Давай же, раздень меня, бери меня, владей мной – я твоя, вся твоя!". И чуть позже: "Ничего, ну что ты так волнуешься. Бывает. Ну, не последний же раз…"

… первое бессилие и первое бешенство…

"Кто он? Кто? Ну скажи мне! Я не спрашиваю, ПОЧЕМУ ты это сделала, но хотя бы, скажи мне его имя!" – "А зачем? Хватит и того, что я не скрываю от тебя своих ошибок. Фемина ин вино нон куратор вагина. Это латынь. Ну, пьяная баба за поступки не отвечает…"

И пощечина – хлестким ударом штормового ветра, рвущего отношения, как последний осенний лист с дерева.

… первый восторг…

"Ты лучший, ты самый лучший. Ты – мужчина моей мечты!"

… и первое предательство, то , о котором знаешь только ты, которое похоронено где-то на глубине твоего сердца, но все еще поднимающееся иногда на поверхность.

"Прости, ты ошиблась. Я не идеален. У меня жена и дети".

Уже не отдавая себе отчета, я понимаю, что смотрю в твои глаза слишком близко. Слишком. Не с расстояния вытянутой руки, а с расстояния сжатых губ.

… За мгновение перед тем, как я вскрикну раненой птицей, уже предчувствуя это стремительное сладкое падение ненужной нам обоим одежды, я пойму, что же главное в твоих глазах, таких обыкновенных и таких странных.

Открытость.

Ты встречаешь людей с открытым забралом, не играя никакой роли, придуманной, чтобы скрыть истинное "я". Ты смотришь на них настоящим – НАСТОЯЩИМ – взглядом, а не бусинами фальшивой куклы.

И бросая вызов нравственности, я лечу в бездну.

А со дна навстречу мне поднимается зарево слепящего света. С морским оттенком твоих глаз.

май 2004

Девичник… Какое милое словечко, и как много оно подчас за собой скрывает. Мужики, собравшись в компанию, обычно нажираются и рассказывают о своих подвигах на постельных фронтах. Женщины… Тоже рассказывают. Но чаще на трезвую голову. Потому их шумные посиделки куда как циничнее и злее. И если в этой компании снисходительно-разозленных самок вдруг попадается один мужчина, случайно попавший в ненужное время в ненужное место… Горе несчастному. Разорвут. Растопчут. Смешают с грязью. Потому что умеем, когда хотим.

Но тогда среди нас мужчин не оказалось. Зато вина было – залейся. Мы пили не пьянея, раздуваясь от собственной значимости и сексуальности – с полдюжины молодых (каких молодых! молоденьких!) кобылиц, уже успевших попробовать многое в свои пятнадцать-шестнадцать.

О темперо, о морес! Знаем, слышали… Но что могло тогда остановить бурную игру нашей крови, молодого вина, текущего по венам и бьющего в голову? Мы грешили и были счастливы.

… Она сидела в дальнем углу, отодвинувшись в тень. Когда вспыхивал огонек дорогой дамской сигареты, в уголках губ можно было обнаружить усталую улыбку той, что старше нас и опытнее, но позволяет нам играть в свои все еще детские игры. Только вместо кукол-девочек у нас живые игрушки-мальчики. Игрушки, которые мы любим терзать, подкидывая все новые и новые задачки, заставляя страдать и мучиться. И было видно, что она знает и умеет больше, чем мы все, вместе взятые.

Разговоры на интимные темы становились все откровеннее, журналы сворачивались в трубочку ('А у моего вот такой!') – милейшая забава, особенно если журнал этот эротического содержания. Мы хохотали все громче, а она курила, курила, курила – и не произносила ни слова, она ждала сестру хозяйки дома, и вероятно, думала уже, что зря приехала…

* * *

… приехала я сюда прямо от клиента. Нервно покусывая губы, пыталась дозвониться до конторы, там почему-то никто не отвечал. Ну, и пусть удавятся! Тем более, что здесь слово 'клиент' для меня самой звучало более чем саркастично. Он был заказчиком в салоне мебели, где я работала девочкой на побегушках в отделе продаж, и клиентом другого – гораздо менее невинного заведения, где я тоже была 'девочкой'. Вам пояснить?

Нет, избавьте меня от этих возмущенных взглядов и пафосных речей! Высокая мораль заканчивается тогда, когда на горло наступает суровая быль жизни. И когда ты сидишь в своей квартире, сходя с ума от сосущего чувства голода, а внизу шумная компания кавказцев жарит шашлык, инстинкт самосохранения сам принимает решения за тебя.

Торговля телом… Ну, что ж, говорите как хотите. Мое внутреннее 'я' покрылось столь непрошибаемой броней здорового цинизма, что даже иногда я удивляюсь, не слыша, как очередной нувориш просит 'завести к нему эту сучку'. Суки и шлюхи – позывные. Помните, как раньше у таксистов: 'Океан-океан'. Впрочем, не о том речь.