Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова

Они пробыли в ванной больше часа. У него никогда не получалось контролировать это удивительное время. Забывается он. Вчистую. И она тоже. Вероятно, в еще большей степени…

Их просторная ванна, похожая на слегка усеченный прямоугольный конус круга, долго потом журчала уходящей из нее водой, а они под это журчание обтирали тела друг друга двумя концами одного полотенца. Специального.

Потом они улеглись одухотворенные в постель и настало, наконец, время рассказать все о Пашке. Но начала она с таких неожиданных слов, от которых у Виктора вся одухотворенность улетучилась в одно мгновение ока:

‒ Это был таки твой ребенок.

‒ Что?! ‒ не на шутку возмутился он. ‒ Это он так сказал?

‒ Нет. Нет. Он об этом не знает. И о том что ты с Настей тогда согрешил ‒ тоже. Он ничего не знает. Вообще. И если бы родила, тоже не узнал бы. Принял бы за своего. Может, она именно так и хотела, вы ведь немного похожи ‒ глаза у обоих голубые, и волосы почти одинаково светлые ‒ никто и не догадался бы. И тебе она никогда не призналась бы. И мне тоже.

‒ С чего же ты взяла, что мой?

‒ Не знаю, как это тебе сказать. Твой.

‒ Если не знаешь, зачем тогда мне такое говоришь? Зачем душу мне рвешь?

‒ Я не рву, Витенька, что ты, милый… прости, совсем этого не хотела… Наоборот, я другое хотела сказать… Я Настю почти как себя знала ‒ мы же с пяти лет все время вместе. Как сестры были. Даже больше, чем сестры. А только сейчас поняла ‒ она не приняла бы от него. Как не приняла за три года их совместной жизни.

‒ Подожди. Как это ‒ не приняла?

‒ От таких не принимают. А тем более Настя. Не знаю, как это происходит. Спазмируются трубы, не пускает в себя матка, не открывается маточный зев, выплевывает влагалище, ‒ откуда я могу знать, как? Не знаю. Но как-то же происходит ‒ сколько таких пар, что годами не могут забеременеть… У Завацкого нужно спросить, он же гинеколог.

‒ Чепуха все это.

‒ Я бы от него не забеременела. Точно. Прямо физически чувствовала, как все там перекрывается. Само собой.

‒ Ты что, дала без презерватива?

‒ Нет. Но даже если бы и спустил в нее, она бы сразу выплюнула.

‒ Не слышал о таком.

‒ Не видел, как она плевалась?

Видел. И сразу вспомнил.

‒ То было совсем другое.

‒ Да, другое.

Она прильнула к нему тесно-тесно и замерла. Потом продолжила шепотом:

‒ Мне очень стыдно теперь, что я к нему пошла. И перед тобой, и перед собой. Не нужно было этого делать. И за то, что я теперь узнала… что это был наш ребенок… теперь только и думаю об этом.

‒ Не сочиняй. Еще и наш. При чем здесь ты?

‒ Не знаю. Наш. Он и мой тоже. Ты же как бы на меня тогда залез. И вообще…

‒ Не трави ерундой. Это их ребенок. Гораздо вероятнее, чем мой. В тысячу раз вероятнее. Настя сношалась с ним и за день до того, и сразу после. И они не предохранялись. Она мне об этом говорила.

‒ Зачем?

‒ Сказала, что он сыт на неделю и поэтому она свободна от него.

Ирина снова отклонилась и стала говорить в потолок:

‒ Она была очень сексуальная. Все время хотела. С двенадцати лет об этом начала говорить. А потом так вообще… Целовала меня туда несколько раз. И просила, чтобы и я ее туда целовала. Я три раза так делала. Но мне тогда это жутко не понравилось. Все три раза. Это с Катькой почему-то все иначе произошло. Ты не находишь, что они чем-то похожи?

‒ Я тебе тоже чуть было не задал этот же вопрос. Тогда, когда Катька первый раз к нам пришла. Но почему-то испугался.

‒ Похожи. Когда мы с Катькой сходили с ума, я все время Настю вспоминала…

Она помолчала, о чем-то думая или что-то вспоминая. А потом продолжила:

‒ Я ее и рукой там ласкала ‒ она очень просила, говорила, что намного приятнее, чем самой. Это случалось редко. Эпизодами. Я считала это аморальным. Но на нее такое находило, что она точно отдалась бы тогда кому-нибудь. К нам ведь все время кололись. Особенно из старших классов. Ну я и лапала ее, как она просила. Вместо пацанов. Черта с два Пашка получил бы ее девственницей, если бы не я. Сейчас уже и не пойму ‒ почему она меня слушалась? Даже после школы. Мы уже с тобой вовсю сексом упражнялись, а она прибегала ко мне, чтобы я только пощекотала. Или чтобы рассказывала, что и как мы с тобою вытворяем. И тоже принца ждала… Чтобы тоже взял ее целой. Как ты меня.

Снова замолчала, будто не решаясь сказать что-то особенно стыдное. Но все-таки сказала:

‒ Однажды вечером она пришла прямо сразу после того, как ты с меня слез. Ты ей открыл и тут же в институт убежал. Не помнишь?

‒ Нет. Я все время вечерами туда бегал.

‒ А я тогда даже подмыться не успела, все твое там внутри у меня чуть не плескалось. И взяла и сказала ей об этом… Она тогда… в общем, все твое из меня высосала. Как с ума сошла. Я не знала, куда мне от нее и от стыда деться ‒ у нее столько силы в руках появилось, буквально изнасиловала меня. Мы даже поссорились на два дня. И после этого она меня больше ни разу не просила пощекотать… До самой своей смерти. Знаешь, как много я потом обо всем этом передумала? Наверное, так же, как и ты. И вроде не виновата я ни в чем, а все равно такое чувство, будто не права была, будто должна была ей отдаться тогда, позволить делать с собою все, что она хотела. И ничего со мною не сталось бы. А она что-то еще хотела… И так и ушла… И нет ее больше. А ведь я была единственной, с которой она смела все такое… Ни с кем из девчат даже не целовалась.

‒ Вот почему у тебя с Катькой так просто все произошло…

‒ Наверное. Тебе стыдно за меня?

‒ Нет. Совсем не стыдно. Любитесь. Когда захочешь.

‒ Я без тебя почему-то не хочу. А с тобой ‒ да. Особенно сейчас. После этого Пашки. Давай ее пригласим? Только без Витьки.

‒ У них же свадьба в субботу. И дети. Светланка все сразу поймет.

Легкая на помин дочка в это время заскреблась в дверь. Потом тихонько постучала и приоткрыла ее:

‒ Мам, пустИте меня, а?

‒ Чего тебе?

‒ Просто. Мне нужно к вам.

‒ Хорошо, заходи. Только ненадолго.

‒ Вы еще не полюбились? Тогда я подожду. А потом приду.

‒ Не полюбились, не полюбились… ‒ перекривила мать. ‒ Заходи сейчас.

‒ Не ворчи. Мне надо.

Она влезла между родителями, бесцеремонно растолкав их и освободив для себя место.

‒ Ну. Что? ‒ спросила Ирина, когда та улеглась.

‒ Что ‒ что? Рассказывай дальше.

‒ Что рассказывать?

‒ Про то, где и как ты сегодня была.

Ирка откинулась на спину и замолчала, уставившись неподвижным взглядом в потолок. И очень долго так молчала. И Светка застыла в неподвижности, еще и отца ладошкой за руку сдавила ‒ мол, не встревай, жди.

И та не выдержала:

‒ Я папе сегодня изменила с другим мужчиной.

‒ Но он же разрешил, ‒ тут же, без секундной паузы возразила дочь.

‒ Да.

‒ Значит не изменила. Рассказывай дальше. Не останавливайся.