Елена Прокофьева - Принц Крови

Парень весело хмыкнул.

— Охуительно. Особенно учитывая то, что он всегда считал себя натуралом.

— Правда? — удивился Филипп, — Ну, значит теперь не будет считать… Ты знаешь его?

— Да не особо. Так… тусовались вместе пару раз.

— А кем считаешь себя ты?

— Мне нравятся вампиры.

— Насмотрелся «Сумерек»?

— Предпочитаю «Интервью с вампиром».

Филипп одобрительно улыбнулся.

— Бальзам на мое сердце…

Он легонько поцеловал мальчика, а потом запрокинул его голову на бок. Парень напрягся еще больше, но не сопротивлялся. Он хочет получить всю гамму ощущений — он ее получит, и Филипп резко вонзил зубы в выпирающую под кожей вену. Это должно было быть довольно больно.

Парень дернулся и выругался сквозь зубы.

Больно. Но только в первое мгновение, зато потом… Даже если вампир не завораживает жертву, его укус все равно дарит изумительное удовольствие. Не так давно один умник предположил, что в слюне вампиров есть какой-то особенный химический элемент, действующий на людей, как наркотик. Филиппу было приятнее считать это магией. Он почувствовал, как расслабляется тело, которое ему поначалу приходилось удерживать, как горячие руки забираются к нему под халат и пытаются притянуть ближе. Одной рукой продолжая прижимать голову парня к диванной подушке, другой Филипп расстегнул его джинсы и нежно сжал пальцы на уже твердом члене. Парень застонал и, приподняв зад, одним движением стянул с себя штаны. Он уже не боялся смотреть вампиру в глаза, ему было все равно, что тот с ним сделает и более того, он с радостью готов был позволить сделать с собой все, что ему вздумается, и Филипп упивался тем, что видит в глазах человека, — обожание и страсть, и все захлестывающую похоть. Теперь главное не выпить слишком много, чтобы все эти яркие чувства не сменились апатией. Вино, адреналин и эндорфины, прекрасный коктейль, который так хочется выпить до самого донышка.

Филипп оторвался от шеи мальчика и лизнул ранки, чтобы они затянулись.

— Не останавливайся, — попросил тот.

— Хочешь умереть?

— Нет… Но все равно не останавливайся. Пожалуйста… Бля. Я никогда ничего подобного…

Филипп закрыл ему рот поцелуем.

Конечно, ты никогда…

Спустя какое-то время, и Филипп очень надеялся, что его прошло не слишком много, он оторвался от милого мальчика и, ощутив некоторое чувство голода, которое всегда появлялось после секса, немного закусил оставшимся доселе нетронутым человечком и — нет-нет-нет, больше ничего! — отправился одеваться.

По пути он взглянул на часы и едва не взвыл от ужаса. Прошло почти полтора часа! Вот это действительно бля!

Тихо матерясь, принц постарался одеться как можно быстрее, представляя, как будет злиться Лоррен. И как будет недовольна Диана таким долгим ожиданием. А какого, собственно, черта? Зачем ей вообще понадобилось ехать в «Ле Руа», вместо того, чтобы приехать прямо сюда? Что за официоз?

Его юный любовничек, еще не до конца пришедший в себя, наблюдал за ним с дивана.

— Тебе обязательно уходить?

— Обязательно, детка, — проворчал Филипп, расшвыривая одежду, потому что совершенно не мог придумать, что ему надеть, — У меня чертова куча дел, и я должен расправиться сегодня хотя бы с некоторыми.

— Я могу подождать тебя?

— Не можешь. Я приеду поздно… Вернее рано, очень надеюсь, что хотя бы за миг до того, как взойдет солнце. И мне не нужна будет болтающаяся под ногами еда. Тем более, что от тебя сегодня уже никакого толку.

Мальчик фыркнул.

— Еда?!

Филипп, отчаявшись найти в гардеробной что-то такое, что подошло бы одновременно для встречи с посланницей Совета, судилища и выставки живописи, решил остановиться на нейтральном варианте: рубашка от Lardini и черные блестящие брюки от John Richmond, к ним лучше всего подходили изящные ботинки Rossi. И черный плащ Prada, длиной чуть выше колен.

— А ты что думал? — проговорил он, поправляя воротничок рубашки.

— Похоже, мне надо было сказать, что я люблю «Сумерки».

— Хочешь полежать со мной рядышком, положив посередке подушку, чтобы случайно не соприкоснуться телами, и послушать нудную лекцию о том, как тяжело быть вампиром? «Простишь ли ты меня когда-нибудь за ту боль, что я причинил тебе?» — процитировал он унылым голосом.

Парень рассмеялся.

— Нет, лучше считай меня едой. Послушай… Ну, это ведь просто интересно, сам понимаешь. Такой шанс бывает раз в жизни, и то не у каждого. Вряд ли я еще раз увижу вампира. Вы ведь не собираетесь легализовываться в ближайшую сотню лет, правда?

— Только через мой труп.

— Ну, так имей совесть и не выставляй меня так сразу. Можно я поеду с тобой?

— Не рискуй. Мой любовник сейчас так зол, что наверняка оторвет тебе голову.

— А можно…

Он не закончил фразу, потому что говорить было уже некому, вампир куда-то исчез. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: фантазия авторов произведений о детях ночи была весьма богата и разнообразна, но в чем они всегда были единодушны, так это в том, что те умеют перемещаться с невероятной скоростью. Что ж, похоже, это правда.

Лоррен был мрачен, и Жак выглядел напряженным, но никто из них не сказал ни слова, все молча отправились к машине.

Филиппу безумно нравилась его нынешняя машина, — ее привезли всего две недели назад, и он еще не успел к ней привыкнуть. Это был лимузин «Майбах» темно-синего цвета, почти черный, но все же не совсем. Как говорили раньше — цвета полночного неба. Лоррен радости принца не разделял, будучи патриотом, он ездил исключительно на «Пежо». При всей своей любви к родине, Филипп снисходил до отечественных автомобилей только в самом крайнем случае. На самом деле, вряд ли он даже смог бы припомнить, когда это было в последний раз.

Филипп очень редко проводил деловые встречи дома, для этих целей у него был ресторанчик, расположенный хотя и близко к центру города, но на довольно неприметной и скучной улочке, которой почти не уделяли внимание вездесущие туристы. Ресторанчик назывался «Ле Руа Солей» и был оформлен в так называемом стиле Людовика XIV, имевшем хотя и довольно отдаленное сходство с подлинной обстановкой времен молодости Филиппа, но все же приятно радовавшим глаз. Если не слишком придираться. Филипп давно уже понял, что придираться не стоит, — три сотни лет слишком большой срок, чтобы сохранить дух ушедшей эпохи, и можно попробовать воссоздать только какое-то жалкое подобие его. Почти каждый вампир, разменявший хотя бы сотню лет, испытывал нежные чувства к «прекрасным временам» своего человеческого существования, часть его души навсегда оставалась в прошлом, даже если он был каким-нибудь ничтожеством. Прошлое Филиппа было достаточно блестящим для того, чтобы сделать его частью своего имиджа.