Олег Болтогаев - Ликвидация безграмотности

Он, словно зверь, чувствовал, что вторая комната, кухня и даже ванна, скорее всего заняты парочками, которые так торопливо слиняли, когда погас свет. И он оказался прав. Всюду было занято. Но на лоджии никого не было. Зато здесь стояло большое кресло, в которое Наташа сразу уселась. Сашка робко попытался примоститься рядом, но Наташа что-то недовольно пробурчала, и он присел у ее ног. Прямо перед его глазами были ее коленки, туго обтянутые тонким капроном. Сашка взглянул в Наташины глаза, словно спрашивая разрешения, ему показалось, что она согласна, что она не против того, чтобы он потрогал ее. И он положил ладонь на ее колено.

Нужно было что-то сказать, но что? Не объясняться же сразу в любви!

— Это у тебя колготки или чулки? — хрипло произнес Сашка.

И повел руку вверх, до самого края ее короткой юбки. К его радости Наташа не возмутилась, не треснула его по физиономии, а ответила, видимо, в полном соответствии со степенью своего опьянения.

— А ты как думаешь?

Он ничего не думал. Ему хотелось только одного, переместить ладонь повыше.

И он скользнул пальцами под кромку ее юбки. У него сперло дыхание. Он нежно ласкал ее бедро, хотелось достичь больших высот, но внутренний голос строго шептал ему, что это невозможно. Радуйся, тому, что имеешь! Ему хотелось поцеловать Наташу, но для этого надо было встать. Но при этом он утратил бы свои нынешние завоевания. И тогда он просто положил голову на ее колени. И посмотрел снизу вверх.

Словно верный пес.

— Ты смешной, — улыбнулась Наташа.

— А ты мне нравишься, — прошептал Сашка.

И тут он услышал, что балконную дверь кто-то дергает. К сожалению, они с Наташей ее не закрыли. Да и не могли закрыть. Разве что забаррикадироваться. Сашка убрал руку. Наташа одернула юбку. Идиллия разрушилась. Им помешали.

Но сегодня им никто не мешал. Или она не почувствовала его ладони? Или была так увлечена поцелуем? Сашка неожиданно понял, что, то, как он ее целует, и есть поцелуй взасос. Боже, слово-то какое! Взасос! Нет в русском языке другого слова, которое бы так точно, так метко отражало и процесс, и всю гамму ощущений. Взасос! Есть в этом что-то лихое, ухарское, гусарское, так и кажется, вот он, восемнадцатый век, только так, а не иначе должны были целовать своих девушек Пушкин, Лермонтов, кто у нас там еще по программе? Только так, взасос ее, взасос! Чтоб знала, как ее любят. Взасос!

А рука? Вот они, шаловливые пальчики, то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. И до Сашки вдруг дошло, что вверх нужно двигать до того самого момента, до того уровня, пока оно, это дерзкое движение, не будет замечено, пока не возникнет реакция с противоположной стороны, а там уже нужно действовать по обстоятельствам. Но, главное, никак нельзя довольствоваться тем, что дают.

Это вам уже не кино.

Нужно рисковать и требовать большего. Хоть на сантиметр, хоть на секунду, но больше, чем позволено, чуть наглости, все равно будешь прощен.

Здесь, как нигде, был важен олимпийский девиз: «выше, быстрее, сильнее».

Сейчас была особенно актуальна первая часть девиза, то есть — «выше».

И Сашка скользнул рукой выше, у него захватило дух, еще выше, он снова понял, что давит своим напряженным органом в ее живот, но главные события теперь происходили совсем в другом месте. Его пальцы касались девичьего тела там, где он еще никого и никогда не трогал. Он знал, что скоро должен наткнуться на ее трусики, но рука его все ползла и ползла вверх, а трусиков все не было и не было. Да где же они? Неужели она их не надела?

Под его рукой уже было то, что никак не могло называться ногой.

Это называлось иначе.

Если ласково, то это была попка. Аккуратная, крепкая девичья попка. У этого места было еще много названий, но они грубые и режут слух.

Потому здесь им не место.

Не в силах удержаться от искуса, Сашка слегка повернул голову, чтобы скосить взгляд туда, вниз, на завоеванное. И, видимо, этим он разрушил некую идиллию. Потому что Наташа резко и сильно (да она, оказывается, сильная!) толкнула его в грудь, и он отлетел к противоположной стене. Словно на моментальном фото отложилась в его памяти картина: Наташа — с пунцовым лицом, Наташа, жадно хватающая ртом воздух, Наташа — с высоко задранной юбкой, мелькнули на миг маленькие белые трусики, почему он их так и не коснулся? Наташа выпрямилась, резко одернула юбку. Девочка дышала глубоко и неровно.

— Ты что, Свечкин, чокнулся, что ли? — спросила она дрожащим голосом.

Когда она сердилась, то всегда называла его по фамилии. Сашка что-то промычал в ответ. Дурак! Надо было признаваться в любви! А он стал говорить что-то вроде: «Прости, я не хотел». Идиот! Что значит — «не хотел»? Врать-то зачем? Очень даже хотел! Это уже потом он долго думал, что и как нужно было сказать.

Странно, но после такого волнующего, нервного события они с Наташей все же сели за стол и позанимались алгеброй. Правда, формулы прыгали перед глазами.

— Не сердись, — шептал Сашка и чуть не плача трогал ее пальцы.

— Рассказывай про логарифмы, — тихо говорила Наташа.

— Я только хотел тебя потрогать.

— Про логарифмы давай.

— А ты не будешь сердиться? — канючил Сашка.

Идиот! Никакой логики. Ведь если бы она сказала ему, что не сердится, то это бы означало, что она не против, чтобы он возобновил свои притязания. И даже если она действительно хотела этого, разве она могла такое ему сказать? Это Сашка тоже понял потом. «Какая я сырость и серость!» — подумал он про себя.

Но он таки добился от нее, она сказала ему, что больше на него не сердится. Правда, это случилось тогда, когда она уже уходила от него. Сашка повеселел.

Удивительное дело, Наташа теперь снилась ему почти каждую ночь.

И все сны были из тех, про которые говорят «кроме детей до шестнадцати».

Несколько дней Сашка боялся даже прикоснуться к Наташе. И выяснилось, что таким ангельским поведением он добился совершенно неожиданной реакции со стороны своей подружки. Не зря сказано: «терпение и труд все перетрут».

Они сидели у нее дома и долбили злосчастную алгебру. Прежде Сашка мог слегка приобнять девочку, чмокнуть ее в щечку, но теперь, после того случая, он сидел, как дундук, как истукан, и ему было обидно до слез.

И вдруг Наташа взяла его за руку и тихо сказала:

— Ну, хватит дуться.

А он и не дулся вовсе. Он думал, что это она все еще сердится.

А Наташа, повернулась к нему лицом и поцеловала его. Сама! Во дела! Но самое удивительное произошло секундой позже. Если бы Сашке кто сказал, он бы в жизни не поверил, что так бывает. Даже Петька такое не мог придумать.

Наташа продолжала тянуть к себе его ладонь, к себе, к себе, а Сашка и не противился. И она положила его руку прямо на свое тело. Да, да, именно туда, между своих ног! Конечно, поверх платья, но Сашка едва не подскочил, он сразу почувствовал под пальцами бугорок ее лона. А от ее следующих слов он едва не потерял дар речи.