Сол Стейн - Другие люди

Действительно, роман «Курорт» — достойное чтение для образованного, разностороннего человека и, безусловно, рвотное — для любителей ловить рыбку в мутной воде под аккомпанемент воя об извечном сатанизме инородцев.

Нет смысла в предисловии пересказывать содержание романа, лишая читателя удовольствия его напряженного прочтения. Ограничусь малым: мистер и миссис Генри Браун, отдыхающие в Калифорнии, приезжают на новый, великолепный курорт «Клиффхэвен». В первый вечер они обнаруживают, что дверь их номера заперта. Во второй узнают правду: никто не покидает «Клиффхэвен», во всяком случае, живым…

Второй роман сборника, «Другие люди», также одна из лучших книг Сола Стейна. Этот роман не одну неделю держался в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс бук ревью», а другое, не менее влиятельное книжное обозрение «Уэст коуст ревью оф букс» внесло роман в список лучших книг десятилетия.

Жанр романа — эротико-детективный. С одной стороны, роман — классическое расследование преступления, поиск и наказание виновного. С другой — это книга о праве молодой женщины распоряжаться своим телом так, как хочется ей и только ей. Стержень романа — отношения главных героев, Франсины Уидмер и ее адвоката Джорджа Томасси. Франсина, независимая молодая женщина достаточно свободных нравов, сочла, что ее изнасиловали, и поклялась, что насильник будет наказан. Разумеется, доказать изнасилование, если нет ни свидетелей, ни улик, дело чрезвычайно трудное, и не только в Америке. В принципе есть два способа наказания: самосуд, пример тому «Ворошиловский стрелок», и приговор законного суда. Франсина, как законопослушная гражданка, выбирает второй путь. И помочь ей в этом может только такой блестящий адвокат, как Джордж Томасси. Как именно? Ответ ждет вас на страницах романа.

Сол Стейн по-прежнему полон жизненных и творческих сил. Переехал с новой женой в новый дом, читает лекции, совершенствует компьютерные программы, пишет книги, теперь документальные, которые интереснее многих романов, благо, ему есть чем поделиться с читателем. Последняя — «Мужчина в любви (моя горизонтальная жизнь с женщиной психиатром)», рассказывающая об его отношениях с Эдит, очаровательной женщиной, уже бабушкой, пережившей ужасы немецкой оккупации Польши, опубликована в 2000 г.

В то мартовское утро 1974 года, позвонив Томасси, чтобы пригласить его на ленч, я изо всех сил старался изгнать из голоса тревогу и озабоченность. Ожидая, пока он возьмет трубку, я думал: «Какие же мы беззащитные». С неохотой мне пришлось признать, что в наши дни неспровоцированное насилие по отношению к незнакомому человеку воспринимается как нечто обыденное. Вот почему, в отличие от меня, Джордж Томасси и выбрал профессию криминального адвоката.

Томасси неверно истолковал мой небрежный тон. Он готовится к процессу, услышал я в ответ, и времени на ленч в ресторане у него нет.

— Я готов съесть пару сэндвичей и в вашем кабинете. — Оставалось лишь надеяться, что моя настойчивость не будет истолкована как наглость.

Томасси молчал. И причина тому не в плохом воспитании. Я воспринял его молчание как стремление адвоката получить максимально полную информацию, прежде чем как-то выразить свое отношение к обсуждаемому вопросу.

— Джордж, — продолжил я, — я не стал бы тревожить вас по пустякам. Хочу поговорить с вами по делу.

— Вашему?

Он решил, понял я, что мне требуется его совет по делу одного из моих клиентов.

— Жертва имеет отношение ко мне, судебный процесс — нет.

Он молчал.

— Речь идет о моей дочери, Франсине.

Вновь ни звука с другого конца провода.

— Это довольно щекотливое…

Он мог бы сказать: «Продолжай».

— Джордж?

Он кашлянул, показывая, что слушает, но не произнес ни слова.

— Видите ли, Джордж, ее изнасиловали.

Тут он заговорил.

— Она знает этого человека?

— Да.

— О господи, она же еще ребенок.

Любой другой адвокат из моих знакомых обязательно бы сказал: «Мне очень жаль».

— Франсине двадцать семь лет.

— Когда это случилось?

— Во вторник.

— Сейчас с ней все в порядке?

Не следовало мне ждать от Томасси ритуальных соболезнований, которые я мог бы услышать от своих друзей. Он предпочитал не тратить время на пустые разговоры. Если уж задавать вопросы, то только по существу.

— Я спросил, все ли с ней в порядке?

— Да, — вырвалось у меня, но я тут же поправился. — Нет. Она испугана. Психоаналитик, у которого она консультируется, посоветовал ей обратиться к адвокату. Полагаю, я — единственный адвокат, которого она знает. Она не собиралась рассказывать мне об этом.

— Она была в больнице?

— Да. Никаких серьезных повреждений. Я хочу сказать, телесных.

— Они взяли анализы?

— Я ее не спрашивал, — следовало сказать, что мне и в голову не пришло задать такой вопрос.

— Она была в полиции?

— Да. Они что-то записали. Она очень встревожена.

— Почему?

— Этот человек живет этажом выше.

Вот тут я и услышал от Томасси желанные слова.

— Хорошо, давайте встретимся за ленчем.

— Когда? — спросил я.

— Как насчет сегодня?

Я не знал, разъединили нас или Томасси просто положил трубку. Мне не хотелось перезванивать, но ничего другого не оставалось.

— Джордж, мне привезти Франсину с собой?

— Нет.

— Я думал, это сэкономит вам время.

— Я хочу услышать все, что она вам сказала, в ее отсутствие.

Это другой мир, мир криминального закона.

— В какое время?

— Половина первого вас устроит?

— В вашей конторе?

— Встретимся у «Дадли», — ответил он.

Когда я говорю, что такие юристы, как я, полагают Томасси лучшим криминальным адвокатом округа Уэстчестер, то что вкладывается в понятие «лучший»? Когда человек пробегает милю быстрее любого, ему подобного, можно сказать, что он достиг абсолютного превосходства над остальными. Но как определить совершенство в таких областях человеческой деятельности, как искусство или юриспруденция? Я помню, как Уильям Йорк Тиндолл говорил, что, по его разумению, совершенство состоит в том, чтобы после вкусного обеда вытянуть ноги и выкурить сигару «Ромео и Джульетта» под музыку Моцарта. Я понимаю, что он имел в виду, хотя Моцарт не относится к моим любимым композиторам, а кубинские сигары после прихода к власти Кастро далеко не те, что прежде. Если б до конца жизни меня обрекли на лицезрение только одной картины, пусть даже Рембрандта, она бы мне вскорости наскучила, но я могу предложить небольшую коллекцию, возможно, десяток-полтора картин, которой мне вполне хватит. Однако, когда речь заходит о преступлении и приходится иметь дело с законом, нетрудно обнаружить, что редко кто может нанять когорту адвокатов. Обычно выбирают одного, а если дело серьезное, стараются остановиться на самом лучшем. Отсюда и мой звонок Томасси.