Сол Стейн - Другие люди

Я понимаю, что говорю бессвязно. После смерти Марты ритуал субботних хождений по магазинам остался, но прежняя радость ушла. Что мне покупать, новый ковер, если и старый переживет меня? А потому я покупаю лампочки, пачки салфеток, туалетную бумагу, мыло, убеждая себя, что негоже остаться без столь необходимых вещей, но что скажет другой психоаналитик по поводу моих покупок? О моей тяге к хождению по магазинам, когда на самом деле покупать мне ничего не нужно. Почему я не езжу по уик-эндам навестить своих внуков? Потому что наш сын Курт женился на молодой женщине, которой без всякой на то нужды удалили матку, и я спросил, ты это сделал специально, чтобы лишить нас внуков?

Правда заключается в том, что я волнуюсь из-за Пациента номер два, о котором я думаю по уик-эндам, не потенциальный убийца, не человек, балансирующий между жизнью и смертью, обуреваемый жаждой покончить с собой, но Франсина Уидмер, причину затруднений которой я теперь понимаю, но ничего ей не говорю, вроде бы стремясь, чтобы она до всего дошла сама, а на самом деле оттягивая последнюю нашу встречу. Я не хочу, чтобы она перестала ходить ко мне, потому что влюбился в этого двадцатисемилетнего ребенка. Пожалуйста, поймите меня правильно. После смерти Марты, поддаваясь уговорам друзей, я приходил на обеды, где меня знакомили с симпатичными вдовушками, но ничего путного не выходило, я не стремился заполучить экономку, я постоянно сравнивал их с Мартой, по-прежнему живущей в каждом уголке моего сознания. Но эта молодая женщина, Франсина, абсолютно не такая, как Марта, и напрасно я старался не поддаться волнам возбуждения, накатываемым от нее, словно прибой. Мысленным взором я видел, как целую ее ладонь, в моем возрасте неприлично даже думать об этом, я должен контролировать свои желания, должен передать ее другому психоаналитику, хотя мы уже близки к успеху, но не могу заставить себя расстаться с ней. Известно ли ей о моих чувствах, спрашиваю я себя. Конечно, пациент всегда все знает. И мне куда проще жениться на одной из вдовушек, чем потакать фантазиям, навеянным этой молодой женщиной.

И вот что я вам скажу. Не так давно (к чему это, я же помню точную дату) я сидел на таком вот обеде-знакомстве у моего друга Германа, когда его неожиданно вызвали в больницу (жена Германа говорит, что такое случается постоянно), чтобы принять роды, а когда Герман перестает говорить, остается только есть. Я пытался поддержать разговор, но вдова заявила, что ей пора откланяться. Я, естественно, вызвался проводить ее, так что мы прошли несколько кварталов до ее дома, она пригласила меня к себе, я согласился, а когда мы поднялись в квартиру, она без лишних слов уложила меня в свою постель. Вдова — обычная женщина, выглядит на свой возраст, пятьдесят с небольшим, симпатичная, правда, могла бы быть и пополнее, меня переполняло желание, так что я сделал все, что от меня требовалось. Но все это время я думал о Франсине, видел перед собой ее лицо, представлял себе шелковистость ее волос, тепло кожи, ее ощущения, когда мы делали бы то-то и то-то. Вдова спросила, приду ли я к ней снова, как любовник, я ей понравился, лицо ее сияло, наши кульбиты под одеялом доставили мне облегчение, а ей — удовольствие, и я обещал позвонить, зная, что, скорее всего, не позвоню, потому что вдова наскучила мне, а я плохой актер, который не может долго играть одну роль.

А на следующей неделе, когда я бесцельно слонялся по дому, отпустив последнего пациента, зазвенел телефон. Ага, решил я, это вдова, но звонила Франсина. И с рыданиями рассказала мне, что некий мужчина надругался над отверстием, которое я боготворил. Конечно, она сказала мне другое, но в своих мыслях я именно так воспринял ее слова. Я попытался подбодрить ее, но сердце мое билось так гулко, будто преступление совершили по отношению по мне, а не к ней. Я спросил ее, была ли она в больнице, посоветовал съездить туда. Спросил, звонила ли она в полицию, велел побывать там после больницы, а потом позвонить мне, я буду ждать ее звонка (что еще мог я сделать?). Она попросила меня поехать с ней в больницу и в полицию, она хотела сразу приехать ко мне, но я отказал ей, такой уж я трус, спросил, сообщила ли она отцу, она ответила, что нет, и тут я напомнил ей о молодом человеке, с которым она встречалась, которого я презирал, наверное, из ревности. Она со злостью воскликнула, да, так она и поступит, и швырнула трубку на рычаг.

Давным-давно я нашел отличный способ снимать напряжение. На моем столе лежат три хорошо отбалансированных дротика для игры в дартс. А в стенном шкафу в кабинете висит мишень, которой я пользуюсь с незапамятных времен. Когда я беру в руки дротик и прицеливаюсь, я не думаю ни о чем другом, кроме как о движении руки, которая должна послать его точно в центр мишени. За первым дротиком следуют второй и третий. Результат сразу виден, а потому, выдергивая дротики, всегда можно убедить себя, что в следующий раз его можно превысить. Игра в дартс затягивает. Никогда не удается обойтись лишь тремя бросками. И, прежде чем успеваешь подумать об этом, напряжение спадает. Есть и другие способы восстановления душевного равновесия, но лишь этот дает возможность сразу же вернуться к работе: закрыл дверь стенного шкафа, положил дротики в коробку на столе, и ты уже в боевой форме.

В тот вечер дротики не слишком помогли мне, потому что, бросая их, я не смог полностью забыть о Франсине. В голове у меня крутились слова, с которыми я хотел обратиться к ней. Не злись, пожалуйста, не злись на меня. Я уже давно убрал дротики, когда телефон зазвонил вновь. Кавалер Франсины спрашивал, смогу ли я принять ее, несмотря на поздний час. Отказать я не смог. И в момент кризиса в памяти ее всплыла причина бессонницы. Я так обрадовался, хотя ей пришлось заплатить слишком высокую цену, чтобы понять, что же с ней происходит.

И что мне оставалось делать, раз она получила то, ради чего обратилась ко мне? Я прочитал ей лекцию, вместо того, чтобы успокоить. Таким способом я мстил ей за измену мне с юным Биллом и насильником?

После ее ухода я долго сидел в кресле, стараясь-таки понять, почему в этот вечер я не принес ей никакой пользы. Я ей не отец, не любовник, я — ее врач, я должен ей помогать, я надеялся, что не влюбился в нее, что испытывал к ней лишь сексуальное влечение и, возможно, переступил черту допустимого. Мне надо отказаться от нее как от пациента, я не мог заставить себя пойти на это, так что оставалось лишь просить в этом содействия богов в обмен на обещания, получив которые, они сделают так, чтобы пути наши больше не пересекались.

Столько бестолку потраченных часов Трусливый Кох просидел, слушая, у моей головы, а в час беды, вместо того чтобы помочь мне, он отваливает в сторону, словно толстая курица, не желая ударить пальцем о палец!