Олег Болтогаев - Подростки

— Мы тебе в комсомольской характеристике так и запишем: «склонен к демагогии». Кстати, ты отвлекся, что там дальше с твоим локтем?

— Игорь, ты не философ! Про локоть? Ну, осваиваю я свой новый упрощенный половой орган. Тихонько так к ней, от нее, к ней, от нее, вверх-вниз, вверх-вниз. Все мои инстинкты сосредоточились в этом, казалось бы, малочувствительном участке тела. Решаюсь наконец бросить страстный взгляд на мою автобусную подружку. Поднимаю морду, чтобы вроде понять, где это мы едем, и вижу русую девушку, лет шестнадцать, не больше, мордочка смазливая, только полненькая чуть-чуть. Ой, как хорошо! С новыми силами осваиваю эту незнакомую мне любовную игру. Явственно чувствую ее крутой лобок, понимаешь, я так остро постиг ее ощущения, я сопереживал ей, я боялся только одного, что она начнет кончать прямо в автобусе. И вдруг остановка, масса народу вываливается, становится посвободнее, и какая-то женщина впереди говорит: «Вероника, иди сюда, здесь есть место». И что ты думаешь? «Мне здесь хорошо, мамочка», — отвечает моя Вероника. Ты слышишь, ей хорошо! Большими буквами: «хорошо». Ей хорошо оттого, что я ей делаю! Она даже к маме идти не хочет. Нет, ты понял?

— Ну и чем же у вас все закончилось?

— Ничем! Они вышли на своей остановке, а я поехал дальше. Но как она на меня взглянула на прощанье, я чуть не выскочил в окно и не побежал следом.

— Ну и побежал бы. Может, судьба твоя.

— Похоть в чистом виде. Скорее всего, ее держат в черном теле, никуда не пускают, ни в кино, ни на танцы, тело же просит своего, она тоскует и готова бросится на кого попало, только чтобы снять напряжение.

— Ну ты бы и снял. Записал бы себе еще одну девственницу.

— Не скажи. Раскалывать ее, наверняка, пришлось бы долго. Хотя, кто знает?

— Ну, а кто у тебя сейчас?

— Ты не сердись, не скажу. Уж больно результат близок, а я слегка суеверен.

— Дело твое, но она хоть красивая?

— Да, конфетка.

— И насколько близок итоговый заезд?

— Я действую по принципу «что посмеешь, то и пожмешь», так что день салюта точно определить невозможно.

— А я ее знаю?

— Не дави на меня. Вот вскроем раковинку, тогда и поговорим.

— Что-то ты все на целках специализируешься.

— Кто-то же должен и целину пахать, — он рассмеялся.

Как мне хотелось дать ему по морде. Кто бы знал. Так, по-дружески.

Дать, и все.

А там хоть не рассветай.

Но я не дал. Я промолчал. Я козел.

Как слышится, так и пишется.

Кто я теперь? Как так получилось? Несколько дней я не находила себе места.

Конечно, можно оправдываться, что солдатики подпоили меня, но я ведь и не сопротивлялась, если по честному. Еще не остыв от ласк Романа, отдалась малознакомому солдату. Что мне теперь его адрес, его фото? Главное, пожалуй, не залететь. А то и последний вечер с Романом, и Толик — все это уже на грани моих сроков. Не залететь бы. Иначе мне не жить.

Учиться стало совсем неинтересно. Все надоело. Замуж хочу. Шутка. В школе все по-прежнему. Изменений почти нет. В классе одна новенькая. Все глазками стреляет. Положила глаз на нашего Димочку. Даже странно. Есть кадры более интересные. Еще у нас новый физик и немка. Физик совсем молоденький, лет девятнадцать, не больше. Он еще в институте учится. Заочно. А немка вообще только в прошлом году школу кончила. Красивая, сучка. Пацаны слюной исходят, когда она ходит по классу.

Я села за первую парту. С Лидкой. Она в печали. Мишка ее бросил. Почти ни с кем не разговаривает. Совсем изменился человек. Да, любовь зла.

Вышел как-то наш новый физик к доске, стал распинаться про какой-то закон, пишет на доске, места на ней все меньше, и он начал нагибаться. Присел даже слегка, стучит мелом по доске, как дятел, мы тоже пишем в тетради, чтоб поспеть за ним. И вдруг я поднимаю голову и вижу, что он смотрит прямо под мою парту, то есть на мои ноги. Я инстинктивно, хлоп, и сжала коленки, а сама вспоминаю, что я на себя сегодня утром напялила под низ. Вспомнила, вроде все путем, показать не стыдно, пусть смотрит, если есть интерес, дело молодое. А он все стучит мелом, я бросила на него взгляд, вижу, что он продолжает косить глазом под нашу парту. А на тебе, подумала я и слегка раздвинула ноги.

Покраснел наш физик, как рак. Понял, что я его усекла.

Вот такая я стала нахалка.

К моему удивлению, физик стал аккуратно так клеиться ко мне.

Лестно, конечно.

А что? Вот выйду за него замуж через год, и будет все классно. Парень он интересный. Девки лопнут от зависти. Но за два года сколько воды утечет, охмурит его какая-нибудь. А жаль.

Физика в классе невзлюбили. Ему, наверное, нужно было быть помягче с Игорем и Мишкой, а он попер на них буром, не уловив, что они в классе лидеры. Это потом он стал искать контакта с ними, но, увы, было поздно. Теперь ему очень трудно с нами.

Пришло письмо от Ирки. У Полины с Сашкой через неделю свадьба. Приглашают. Видимо, мать поедет. Мне бы хотелось, но меня не берут. Представляю нашу с Романом встречу.

А вчера пришло письмо от Анатолия. Причем из почтового ящика его извлекла мамуля. То-то был допрос с пристрастием. Кто это такой? Где вы познакомились? Сколько ему лет? Причем вопросы задавались по одному, с интервалом в полчаса. Было видно, что она очень обеспокоилась. Вот что значит — материнское сердце, подумала я. Все чует.

Анатолий писал осторожно. Ни намека на наши отношения. Он, видимо, опасался, что письмо попадет ко мне через вторые руки. Писал о службе, что помнит обе наши короткие встречи в поезде, «особенно вторую», написал он. Расспрашивал о моих успехах в школе, что я читаю, что делаю в свободное время. Простое «до свидания» в конце. Никаких тебе «целую и обнимаю». Хорошо написал. Так что после прочтения я, чтобы успокоить мамулю, сказала ей:

— На, почитай, если тебе интересно.

— Да нет, не надо, это же твои письма, — мать, видимо, почувствовала, что в своем любопытстве перегнула палку.

Ответ я написала на следующий день. Тоже стандартный. Как под копирку.

«Как тебе служится, с кем тебе дружится?»

Первого сентября я занял место прямо позади Наташи. Теперь ее спина все время перед моими глазами. Рассматриваю ее шею, коричневое форменное платье, оборки фартука. Вообще-то Наташка одевается лучше других девчонок, ее предки люди состоятельные. Отец начальник милиции, мать на хорошей работе, так что деньги у них есть. И на доченьку они средств не жалеют. Смотрят на нее, как на икону.

Хотя держат в строгости. А же смотрю на нее совсем иначе. У меня своя мечта, свое желание. Вот только презервативов купить не получается.

Смотрю на Наташу, на легкий пушок на ее шее, на ее блестящие темные волосы.

Чаще всего она заплетает их в косы. Изредка приходит распущенной. Так ей больше идет. Совсем как взрослая. Я стараюсь вести себя так, чтоб не выдать наших отношений. Не то, что с Лидкой. Мы с Наташей перебрасываемся записками, но это у нас общепринятое. Не может служить поводом для пересудов.