Олег Болтогаев - Подростки

Три пацана и три девчонки — они и держатся как-то отдельно.

На третий день вылезло наконец долгожданное солнце, и лагерь ожил.

Засуетились все три физрука, они, как выяснилось, должны были организовывать праздник открытия лагеря, костер, аттракционы и все такое. Африкановна начала бурно выискивать таланты, и уже к обеду, на площадке перед нашими палатами наскоро сколоченный хор разучивал «Взвейтесь, кострами», две тощие девочки сосредоточенно крутили хула-хуп, а удалая группа из шести детей сооружали из себя пирамиду. Мы с Зиной принимали самое деятельное участие, и когда выяснилось, что масштабность задуманного чересчур велика, то мне пришлось стать нижним, что вызвало бурю восторгов у моих подопечных.

Поезд отошел от нашей станции вечером. Отец купил мне плацкарт, нижнюю полку, одно место оказалось свободным. Через полчаса в наше купе приползла тетенька и стала ныть, что у нее разные места с сыночком, не хочет ли кто поменяться, сыночек стоял сзади, ему было лет шесть. Поскольку две другие полки были заняты дедом и бабкой, то я, ни слова не говоря, встала, показывая свою готовность в обмену.

— Сюда, сюда, — засуетилась тетка, я пошла за ней.

Она привела меня, и я, увидев, в какой компании мне придется провести ночь, попятилась, но было поздно, тетка ухватила свои пожитки и, не переставая благодарить меня, рванула на мое прежнее место.

Я осторожно села на край полки и стала с тревогой рассматривать своих новых попутчиков. Это были трое солдат-дембелей, они уже успели расставить на столике заветные сосуды и, похоже, слегка сняли пробу. Хитрозадая тетка просто не захотела сидеть рядом с ними.

Мне они очень обрадовались.

— Как зовут? — строго спросил чернявый.

— Лена.

— Куда едем, Лена? — также строго задал вопрос рыжий.

Я промолчала. Рыжий смотрел на мои колени. Я одернула платье.

— Не по уставу молчишь, красавица, — продолжал рыжий.

— Не приставай к человеку, — улыбнулся третий.

— Прошу к нашему столу, — рыжий не мог угомониться.

— Я не хочу, спасибо.

— Брезгует пищей русского солдата, нехорошо, — рыжий придвинулся ближе.

— Да отстаньте вы от ребенка, — третий продолжал улыбаться.

— Я не ребенок, — дернул же черт меня это сказать.

— Она не ребенок, — обрадовался рыжий.

— Меня зовут Толик, — сказал третий, — это Вася, он показал на чернявого.

— А я представлюсь даме самостоятельно, я — Коля, — рыжий показал на себя.

Слово «самостоятельно» далось ему с трудом, отчего я сделала вывод, что он гораздо сильнее опьянел, чем его сослуживцы.

На боковых полках ехали две пожилые женщины, они с жадностью кинулись поглощать свою дорожную снедь, я всегда удивлялась, отчего люди, зайдя в поезд, первый делом начинают есть, и пришла к мысли, что это происходит не от голода, а от волнения, точнее, голод от волнения. Предстоящая дорога и все такое.

Проводник стал собирать билеты и деньги за постель. Это несколько отвлекло моих попутчиков, Вася сходил за постелью и принес на всех.

— Позвольте, я заправлю Вам колыбельку? — обратился ко мне рыжий.

— Я сама.

Парни дружно пересели на соседнюю полку, и стали молча наблюдать, как я застилаю простынь. Нагибаясь, я ощущала на себе их жадные взгляды, но я была как-то спокойна, я чувствовала, что неплохо одета, нигде ничего не торчит, полный вагон людей, чего мне бояться? Тетки-соседки в обиду не дадут.

Но мне тоже захотелось есть. В сумке томилась куриная ножка, но я стеснялась ее доставать.

— Нужно поужинать, иначе будешь икать во сне, как Буратино.

Я не поняла, кто это сказал, но рассмеялась.

— Вот и поужинаю, — обрадовалась я.

— С нами, с нами, — капризно проблеял рыжий.

— Да ложись ты, — толкнул рыжего Толик, рыжий упал на матрац, что-то обиженно промычал и почти сразу заснул.

— Давай и правда пожуй с нами, — предложил Толик, и я достала сумку.

— Пойду покурю, — сказал чернявый.

И мы остались наедине с Толиком, если не считать посапывающего рыжего, да теток, увлеченных своим разговором. Я развернула сверток с куркой, Толик стал разрезать остатки своей колбасы.

— Выпьем по граммулечке за знакомство, — предложил он.

— Я не пью, — прошептала я, не хотелось, чтоб слышали тетки.

— И я не пью, вот Колян — выпил, — он показал на рыжего — А мы по чуть-чуть.

И он вдруг исчез, но мигом вернулся, оказывается, попросил у проводника еще один стакан.

— Итак, по чуть-чуть, — он налил действительно совсем понемногу.

Я неуверенно взяла стакан, он слегка стукнул своим стаканом по моему и одним глотком выпил.

— А ты?

Я до это пила вино два или три раза. Боясь показаться невеждой в этом деле, я решительно глотнула из стакана и поперхнулась, закашлялась.

— Что, не пила прежде? — спросил он заботливо.

— Почти, — призналась я.

Жарким пламенем вино разлилось по моему желудку. Я откинулась на спинку полки и мне стало как-то по незнакомому хорошо. Мне казалось, что я уже давно знаю этого Толика, я молча слушала его рассказ про армейскую жизнь. Вернулся черненький, я почти забыла его имя, он сразу полез на верхнюю полку, Толик продолжал что-то говорить, он расспрашивал меня, где я живу, в каком классе учусь, куда еду. Выяснилось, что они вовсе не дембеля, им еще служить по году, а едут они в командировку и через месяц будут ехать обратно…

Я слушала его то рассеянно, то внимательно, он налил еще по чуть-чуть, но это уже не чуть-чуть, прошептала я, но это еще и не уже, ответил он, я рассмеялась, у тебя есть парень, есть, соврала я, зачем ты врешь, нехорошо обманывать старших, а пусть старшие не подпаивают младших, отвечала я, а хочешь, я буду твоим парнем, он сидел уже совсем плотно ко мне.

— Жарко, — я пыталась отодвинуться, но двигаться уже было некуда.

— Пойдем в тамбур, проветримся.

— Какой ты быстрый, — и стала отодвигать его ладонь, неведомо как оказавшуюся на моей коленке.

— Пойдем, — потянул меня за руку.

— Только на минутку, — я вдруг заметила, что уже совсем стемнело. Соседки, на спасительную миссию которых я так свято надеялась вначале, оказывается, уже тихо дрыхли, отвернувшись к стенке. Свернувшись калачиком, спал рыжий, спал черненький, мы прошли по вагону в дальний его конец, почти везде народ спал, от выставленных в проход ног нехорошо пахло, Толик открыл дверь, потом следующую, и мы оказались в грохочущем тамбуре.

Он обнял меня сразу. У него были крепкие руки, он прижал меня и стал целовать, целовать без перерыва, без передыха.

Конечно, я целовалась раньше, но чтобы так — никогда.

Он стал гладить мою грудь через платье, какая ты красивая, шептал он, он целовал меня в шею, я выгибалась назад, словно в каком-то сложном танце, его руки были везде, их, казалось, было не две, а десяток.