Алана Инош - У сумрака зелёные глаза

Я вспомнила этот город... Не знаю, лучший ли он на земле, но в нём прошла бОльшая часть моей жизни. И он заслуживал того, чтобы сказать ему «спасибо» и «прощай». Под руку с осенью я прошлась по его улицам, заглянула в знакомые витрины, в окна-глаза домов, а когда проходила мимо кафе-мороженого, где мы с девчонками любили сидеть, у меня грустно ёкнуло в груди. Зайти, что ли?

Выбрав фисташковое мороженое с миндалём, я пошла к свободному столику... И услышала:

– Вот она! Алёнка, дрянь такая, куда ты пропала?!!

Подумать только: они были здесь, полным составом – Танюшка, Вика и Лена, и смотрели на меня глазами голодных волчиц, будто жаждали разорвать в клочья... или задушить в объятиях. В данном случае оказалось – второе. Пища, визжа и тиская меня, они чуть не размазали по мне моё мороженое.

– Алёнка! Господи Боже!!! Где ты пропадала?! – разом набросились они на меня.

– Девочки, не все сразу, – улыбнулась я.

– Ну ничего себе! – возмущённо вскричала Танюшка. – Прислала какую-то невразумительную SMS-ку и исчезла... Мы уже в розыск тебя объявлять хотели! Ты где была так долго?

– Уезжала... за границу, – ответила я нехотя. Не соврала, впрочем.

– За границу?! Вот это да! А куда, куда? – желали знать девочки.

– В Европу, – сказала я. – Извините, что так надолго пропала... Но я не могу вам всего рассказать.

– Как это – не можешь? – накинулись на меня девчонки. – Что у тебя там случилось? Тебя что – в плену, что ли, держали?

Я кисло усмехнулась.

– Ну... Без приключений не обошлось.

– Приключений?!! Так, колись! Любовь, что ли? – сразу просекла Танюшка своей золотой тыковкой. У неё на эти дела было просто феноменальное чутье.

Лена с Викой, заслышав «кодовое» слово, моментально навострили уши. Увы, я не могла порадовать их красивой любовной историей, да и сам их интерес казался мне глупым и пустым. Всё ушло за призрачную завесу осеннего тумана, затянутое тучами небо уже звало меня к себе, а земные дела вызывали лишь досаду.

– Нет, ничего интересного, – сказала я. – Сплошной мрак и боль. Не пытайте меня, девочки, ладно? Я не могу сейчас ни о чём говорить.

Они разочарованно и огорчённо повздыхали. Про мою квартиру им было уже известно, но волновал вопрос:

– Где ты сейчас хоть обретаешься-то?

Я пожала плечами.

– Сама не знаю, где...

Девочки выпучили глаза.

– Как это? Бомжуешь, что ли?

– Да нет, – признала я. – Кажется, меня кто-то приютил, только пока не совсем понятно, кто.

Кое-кому из жильцов того дома я всё-таки решилась задать парочку странных вопросов, но они не знали, кто жил в этой квартире до меня. Она всё время стояла пустой, а если туда кто-то и приходил иногда, то они этого не видели. Да и вообще, народ в этом доме подобрался какой-то занятой и нелюбопытный, а всезнающих бабулек на лавочке не наблюдалось: жильё в таком доме пенсионерам было просто не по карману. Некоторую надежду я возлагала на дворника-садовника Анатолия Петровича, но и он не обладал какой-то вразумительной информацией. Одним словом, не квартира, а загадка.

– Ну ладно, – вздохнула Танюшка. – Хоть увидели тебя наконец-то. Живая – и то слава Богу, а то мы уж всякое передумали...

Не исключено, что они видели меня в последний раз...

Осенний вечер молчаливо и тревожно заглядывал в окна. Он беспокоился: зачем я скручиваю простыню жгутом и делаю на конце петлю? Зачем привязываю другой конец к люстре? У вечера не было рук, чтобы остановить меня, а вот у сумрака имелись щупальца – чтобы подтолкнуть.

Но вечер очень хотел меня спасти, и он придумал способ – звонок в дверь. Тут было чему удивиться: я не ходила ни к кому с визитами, и никто не ходил ко мне. Кому я могла понадобиться в этом доме?

– Кто там? – дрогнувшим голосом спросила я.

– Друзья, – ответил низкий мужской голос.

– У меня нет друзей, – пробормотала я, холодея.

– Ошибаешься, – в голосе слышалась улыбка. – Не бойся. Мы – с добром.

Сначала я увидела огромный букет роз, а потом – сверкающую лысину и такие же сверкающие тёмные очки Кельца. А за плечом у него – белобрысые вихры Змея. Не спрашивая разрешения, Кельц вошёл, окидывая взглядом обстановку. Прошёлся по комнатам, заглянул в спальню и увидел конструкцию из простыни.

– Вовремя мы пришли, – хмыкнул он и вручил мне розы.

Кажется, он любил чай, вспомнилось мне. Я бросилась на кухню заваривать, а охотники молча прошли следом и сели к столу.

– Рад застать тебя в добром здравии, – сказал Кельц. – Как с памятью? Не восстановилась ещё?

Забыв о чайной ложке, я вытряхнула заварку в чайник прямо из пачки.

– Восстановилась недавно. Вы – Александр Кельц, я помню. А это – Змей.

– Это хорошо, – кивнул Кельц.

Чай заварился, я разлила его по чашкам. Гости молчали, я тоже не знала, что сказать. Но потом у меня созрел вопрос, а точнее, догадка:

– Так это всё – вы? Эта квартира, деньги... Это вы привезли меня сюда?

Охотники переглянулись.

– Нет, не мы, – ответил Кельц. – А ты что, не догадываешься, кто?

От волнения, недоумения и тревоги у меня заныло в животе.

– Нет... Я не знаю.

Это было не совсем правдой. Я просто не могла поверить в другой ответ.

– Всё ты знаешь, – сказал Змей. – И ты не ошибаешься.

– То есть... это квартира Аиды? – пробормотала я.

– Да, – кивнул Кельц. – Правда, она никогда не жила здесь. Пришлось поселить тебя тут, потому что в твоём подъезде взорвался газ. А почему тебя так удивляет, что Аида заботится о тебе?

– Я... Я думала, она ненавидит меня... Господи. – Меня начинало трясти.

– Ненавидит?! – изумился Змей. – Хотел бы я, чтоб меня так «ненавидели»! Ты знаешь, что она с собой сделала, чтобы вытащить тебя из сумрака? Чтобы он отдал тебя, она практически стала вампиром – тем существом, которых когда-то истребляла. Принесла в жертву свою человеческую суть, потому что сумрак просто так ничего не отдаёт. Если это ты называешь «ненавидеть», то объясни мне тогда, что, по-твоему, означает «любить»!

Да, вечер знал, как меня спасти. И довести до грани обморока – тоже.

– Ну-ка, пей.

Мне дали выпить несколько глотков чая, побрызгали холодной водой, а Змей знал массажные точки, которые заставляют организм встряхнуться. Его ловкие и твёрдые, как железо, пальцы волшебным образом вернули мне нормальное самочувствие, хоть и сделали чуть больно.

– Но почему она тогда... Почему прячется от меня?

– А ты сама не можешь понять? – покачал блестящей головой Кельц. – Она не уверена, что ты примешь её такую, какой она стала. Потому и держится на расстоянии. А эти мысли, – он кивнул в сторону спальни, где висела петля из простыни, – ты брось. Зря она, что ли, такое с собой сотворила?