М Автор неизвестен - Халиф на час

И тогда Будур взглянула на свою руку и нашла у себя на пальце перстень Камар аз-Замана, а своего перстня не нашла. «Горе тебе, проклятая женщина, — сказала она управительнице, — ты лжешь мне и говоришь, что никто не ночевал у меня, и клянешься мне Аллахом впустую?» И управительница ответила: «Клянусь Аллахом, я тебе не лгала и не клялась впустую!» А Ситт Будур разгневалась на нее и, вынув меч, бывший подле, ударила им управительницу и убила ее. И тогда евнухи, невольницы и рабыни закричали на царевну и пошли к ее отцу и осведомили его о том, что с ней.

И царь в тот же час и минуту пришел к своей дочери Ситт Будур и спросил ее: «О дочь моя, что с тобой случилось?» — а она отвечала: «О батюшка, где тот юноша, что спал со мною сегодня ночью?» И разум улетел у нее из головы, и она стала ворочать глазами направо и налево, а потом разорвала на себе одежду до подола. И когда ее отец увидал такие поступки, он велел девушкам схватить царевну. И ее схватили, и заковали, и надели на шею железную цепь, и привязали ее у окна, и оставили ее.

Вот что было с царевной Будур. Что же касается ее отца, царя аль-Гайюра, то, когда он увидел, что случилось с его дочерью Ситг Будур, мир-стал для него тесен, так как он любил ее, и стало на душе у него тяжело.

И тогда он позвал врачей, и звездочетов, и обладателей перьев и сказал им: «Кто исцелит мою дочь от того, что с нею, я женю того на ней и отдам ему половину моего царства, а тому, кто подойдет к ней и не исцелит ее, я отрублю голову и повешу ее на воротах дворца».

И всякому, кто входил к царевне и не исцелял ее, царь рубил голову и вешал ее на воротах дворца, пока не отрезали из-за нее головы сорока человекам из врачей и не распяли сорок человек звездочетов. И все люди отступились от нее, и все врачи оказались бессильными ее вылечить. И дело ее стало трудным для людей наук и обладателей перьев.

А затем Ситт Будур, когда увеличились ее волненье и страсть и измучили ее любовь и безумие, пролила слезы и сказала такие стихи:

Потом вздохнула и произнесла еще:

А когда Ситт Будур кончила говорить эти стихи, она стала плакать, пока у нее не заболели глаза и щеки ее не побледнели, и она провела в таком положении три года.

А у нее был молочный брат по имени Марзуван, который уехал в дальние страны и не был с нею все это время. И он любил ее любовью более сильной, чем братская любовь, и, приехав, вошел к своей матери и спросил про свою сестру Ситт Будур, и мать сказала ему: «О дитя мое, твою сестру постигло безумие, и прошло три года, как на шее у нее железная цепь, и все врачи и мудрецы бессильны излечить ее».

И, услышав это, Марзуван воскликнул: «Мне обязательно нужно войти к ней: может быть, я узнаю, что с нею, и смогу ее вылечить!» И когда мать Марзувана услыхала его слова, она сказала: «Ты непременно должен к ней войти, но дай срок до завтра, и я как-нибудь ухитрюсь устроить твое дело».

Потом его мать пешком отправилась во дворец Ситт Будур и встретилась с евнухом, поставленным у ворот, и дала ему подарок и сказала: «У меня есть дочь, которая воспитывалась с госпожой Будур, и я выдала ее замуж, а когда с твоей госпожой случилось то, что случилось, сердце моей дочери привязалось к ней. И я хочу от твоей милости, чтобы моя дочка на минутку пришла к ней, посмотреть на нее, а потом она вернется туда, откуда пришла, и никто о ней не узнает». И евнух отвечал: «Это возможно не иначе как ночью. После того, как султан придет посмотреть на свою дочь, приходи и ты с твоей дочкой».

И старуха поцеловала евнуху руку и ушла к себе домой и подождала до вечера следующего дня. И когда время настало, она поднялась в тот же час и минуту и, взяв своего сына Марзувана, одела его в платье из женских одежд, а потом она вложила его руку в свою и повела его во дворец. И она до тех пор шла с ним, пока не привела его к евнуху, после ухода султана от его дочери. И когда евнух увидал старуху, он поднялся на ноги и сказал ей: «Входи и не сиди долго!»

И старуха вошла со своим сыном, и Марзуван увидал Ситт Будур в таком состоянии и поздоровался с нею, после того как мать сняла с него женские одежды. И Марзуван вынул книги, которые были с ним, и зажег свечу и прочел несколько заклинаний.

И тогда Ситт Будур посмотрела на него и узнала его и сказала: «О брат мой, ты уезжал и вести от тебя прекратились». — «Верно, — отвечал Марзуван, — но Аллах благополучно привел меня назад. И я хотел уехать второй раз, но удержали меня от этого лишь те вести, которые я про тебя услышал. Мое сердце сгорело из-за тебя, и я к тебе пришел в надежде, что, может быть, я тебя освобожу от того, что с тобою случилось». — «О брат мой, — сказала Будур, — ты думаешь, то, что меня постигло, безумие?» — «Да», — отвечал Марзуван. И Будур сказала: «Нет, клянусь Аллахом! А дело таково, как сказал поэт:

И тут Марзуван понял, что она влюблена, и сказал ей: «Расскажи мне твою историю и то, что тебя постигло. Может быть, в моих силах сделать что-нибудь, в чем будет твое освобождение».

И Ситт Будур отвечала: «О брат мой, слушай мою историю. Однажды ночью я пробудилась от сна, в последнюю треть ночи, и села прямо и увидала рядом с собой юношу, прекраснейшего, какой есть среди юношей… Язык устанет его описывать. И подобен он ветви ивы или трости камыша… И я подумала, что мой отец дал ему приказ испытать меня, так как отец склонял меня выйти замуж, когда меня сватали у него цари, а я отказывалась. Вот это и помешало мне разбудить юношу: я боялась, что, если я что-нибудь сделаю или обниму его, он, может быть, расскажет моему отцу об этом. А проснувшись, я увидала у себя на руке его перстень вместо моего перстня, который он у меня взял. Вот мой рассказ и причина моего безумия: мое сердце, о брат мой, привязалось к нему с тех пор, как я его увидела, и от великои любви и страсти я не вкушаю пищи сна, и нет у меня иного дела, как только лить слезы и плакать и говорить стихи ночью и днем».