Андрей Афантов - Сатир и Муза

– Ну, может, это потому, что мы не в тех кругах вращаемся? Может, где-то и есть… – Алексей замешкался, подбирая слово, – …бизнесы, где доминируют коренные москвичи?

– Мне такие пока не попадались.

Оба помолчали.

– А что ты хотел? В Москве собрались все деньги России. Все потоки – через Москву. Вот мы, хищные и злые, кому нечего терять, и слетаемся со всех концов страны, как мухи на… – Ольга ухмыльнулась и пропустила слово. – Эти потоки осваивать и распиливать.

– Получается Москва без москвичей.

– Ага.

– А заметила, как среди дворников и строителей таджиков стало меньше, а узбеков больше?

– He-а, не обращала внимания. А что?

– Да, просто интересно, почему. Тоже отовсюду слетаются… присосаться к потокам. Под страной ты имела в виду СССР?

– Да. Вот ты сам посмотри. Центр города. Магазины, кафешки открываются и закрываются, не могут отбить бешеную аренду. А банков становится всё больше и больше. Вокруг нас столько допофисов, посмотри, к ним же никто не заходит. А ведь никто не закрывается. Значит, банкам денег хватает [34] .

Алексею не хотелось говорить про банки. Разговор неизбежно скатился бы к работе и тем дыркам, которые прятал от ЦБ Кирюхин. «Его ещё тут не хватало», – зло подумал Алексей и решил развить умную мысль в другом направлении.

– Это проблема стара как мир. Раньше это называлось вырождением наследственной аристократии.

– Какой ты умный! – Ольга дурашливо захлопала длинными ресницами. Алексей смутился.

– В самом деле, когда на богатенького Буратино сваливается наследство, например, миллион, который он не заработал, ему очень, очень тяжело. Он не знает, как трудно этот миллион достался, и не знает, как удержать его в руках. Просрать ведь легко.

– Это, как виндсёрфинг. Когда тебя ставят на доску на гребень волны. А ты стоять не умеешь. Можешь только упасть.

– Да, симпатичное сравнение. Вот так и кончаются наследственные состояния.

– Жалко деток. Надеюсь, нашим такое не грозит.

Алексей остановился. Просто остановился посмотреть Ольге в глаза. Делать вид, что не заметил сорвавшуюся с её языка фразу про «наших деток», не имело никакого смысла. Верить, что Ольга оговорилась, Алёша тоже не мог. Ольга боялась повернуть, к нему лицо, ждала его реакции. «Наши детки» возникли откуда-то из подсознания, и сейчас эта идея бушевала над их головами, расширяясь и извиваясь хвостами возможностей. Не говоря ни слова, Алексей притянул Олю к себе и поцеловал в губы. Стремительно и страстно.

2008 год, 20 октября, понедельник, утро.

Алексей смотрел в потолок. Ему было очень жалко вот этих сучков на вагонке, жалко себя, жалко своих родных. «Надо добраться до телефона», – он попробовал повернуться на бок. Получилось. «Теперь на живот! На животе можно ползти», – нет, не получилось.

Телефон звонит. «Олечкина мелодия. Она меня ищет. Почувствовала неладное. Надо двигаться». Алексей шевельнул ногами, стараясь оказаться ими по направлению к столу. Теперь, перебирая ими, попробовал подтянуть тело. Тёмная волна боли снова накатила на Алексея и погасила сознание.

2003 год, 22 сентября, понедельник, утро.

– Доброе утро, солнышко!

Ольга не ответила.

– Как ты?

– Извини, нет настроения. Лучше не подходи. Покусаю.

– Понял, сижу тихонько.

Алексей поработал пару часов, продолжая за Олечку тревожиться. «ПМС, что ли?» – думал он, безуспешно пытаясь отсчитать недели от предыдущих Олиных месячных.

2003 год, 22 сентября, понедельник, день.

Первые пару часов рабочей текучки прошли не слишком напряжённо: его подчинённые спокойно, без нервных срывов, отвечали на телефонные звонки, иногда перебрасываясь между собой фразами. Пиликал REUTER, требуя ответить на обращение других банков. К двенадцати стала ясна окончательная позиция по сегодняшней ликвидности, Звонарёв сделал несколько пролонгаций. И погряз в месиве новых сделок. Он не курил, поэтому перерывы его не отвлекали. Как вдруг зазвонил мобильник.

– Алё!

– Добрый день. Это Михайлов на проводе, можешь говорить?

– Конечно.

– Загляну в обед к тебе ключики отдать, адрес дай.

Алексей продиктовал. Сергей Борисович был старым другом отца и неделю назад устроил им обоим весёленькую ночку. В тот день папа приезжал на очередное безнадёжное кадровое собеседование, где-то пересёкся с Михайловым и вызвал сына забрать его тело из «кабака». Не то чтобы представители старшего поколения напились. Отец был как огурчик, а вот Михайлов пребывал в бессознательном состоянии. Как выяснилось, он пил какие-то лекарства, оказавшиеся несовместимыми с алкоголем, в результате всю ночь пугал Звонарёвых, регулярно прекращая дышать. Тогда они ворочали тяжёлую тушу неудавшегося пьяницы, придавая ему вертикальное положение – Сергею Борисовичу легчало. Его собственный мобильник был разряжен, домашнего адреса отец не знал, а «скорую» решили не вызывать. Михайлову светило провести ночь на полу приёмного покоя вместе с бомжами: врачи не хотели связываться с пьяными, а переубедить их было невозможно. Этот свой горький опыт папа пересказывал Алексею, добавляя для пущей убедительности, что подобная история могла навредить Михайлову по службе и помешать ему стать генералом. В каких органах служил Сергей Борисович, Звонарёв так и не узнал. Ему было откровенно всё равно.

В банк Михайлов заходить не стал. «Не хочу светиться», – объяснил он Алексею свое избегание бюро пропусков с приветливыми девушками на стойке ресепшен, где паспорт посетителя обязательно копировался. Среднего роста, с насмешливыми глазами, лысый, с висками, подстриженными чуть ниже, чем «полагалось», он непрерывно курил, заставляя Алексея отодвигаться. Говорить с товарищем отца было не о чем, но чтобы поддержать беседу, Сергей Борисыч начал расспрашивать о банке и о положении Алексея в нём.

– Помоечники небось?

– В смысле?

– На чернухе деньги зарабатываете?

– Да не в курсе, – Алексей не захотел распространяться перед малознакомым человеком на эту тему. – Есть, наверное, что-то, как у всех.

– Как у всех, – повторил Сергей Борисыч за ним. – А ты чем занимаешься?

Алексей начал рассказ о своей работе. Обычно незнакомым с банковским бизнесом сложно было объяснить романтику его рутинных обязанностей. Поэтому Звонарёв говорил, что «играет на бирже». Старшему поколению, почти поголовно в юности читавшему «Финансиста» Т. Драйзера, этот оборот был понятнее. Михайлов тоже оживился. А когда Алексей рассказал пару трейдерских, не совсем приличных баек, то лёд совсем растаял. Обед заканчивался, когда Сергей Борисович вдруг нерешительно замолчал, комкая салфетку в руках. Алексей чуть было не начал расспросы, мол, всё ли в порядке? Но собеседник собрался с мыслями и, глядя Алексею прямо в глаза, вдруг сказал:

Читать дальше