Фанфикс.ру Friyana - По другую сторону надежды

Пейринг: Гарри Поттер/Драко Малфой

Рейтинг: NC-17

Жанр: Drama/Angst

Размер: Макси

Статус: Закончен

События:

Саммари: Cлишком много допущено ошибок, слишком многие вопросы остались без ответа. Даже если ты предпочел бы смерть - действительно ли выбор существует всегда?

Файл скачан с сайта Фанфикс.ру - www.fanfics.ru

Грохот нарастал, постепенно превращаясь в оглушительный рев, и на миг тебе показалось, что ты не слышишь даже собственных мыслей. Растерянность, страх и леденящее душу одиночество — вот что осталось после того, как стена пламени отделила, отрезала тебя от мира, поглотив и растворив в себе, оторвав от всего, что ты так отчаянно хотел запомнить и сохранить.

Ты пытался не запаниковать, ожидая боли, пытался быть к ней готовым, чтобы посмотреть в ее искаженное лицо без трусливой истерики.

Что ж, по крайней мере — ты пытался.

Наверное, не сложно уважать себя хотя бы за то, что ты не сдался сразу же, утешаясь мыслью о том, каково было бы на твоем месте простому волшебнику. Человеку. Но ты — не человек, и все, что происходило с тобой здесь и сейчас, лишь подтверждало эту избитую истину.

Человек не смог бы выжить в кошмаре, принявшем тебя в свои объятия.

Ты бился в нем, силясь вырваться из липкой паутины жара, а она бесстыдно льнула к тебе, пожирая твое тело — о, да, ты сказал бы об этом так, если бы оно у тебя все еще оставалось. Ощущения вопили, кричали о разъедающей плоть невыразимой боли, но за бесконечность, проведенную здесь, ты так и не смог понять, как именно можно чувствовать боль, если ты — бесплотен. Потому что — теперь у тебя не было ничего, кроме тебя самого, и, видимо, именно это и было нужно пожирающей тебя стихии.

Жар сменялся леденящим холодом, как только пламя отступало на миг, чтобы вновь коснуться тебя острыми, жалящими языками. И в секунды передышек ты захлебывался воздухом, успевая удивиться какой-то частью погибающего сознания — откуда ему здесь взяться? Здесь — в этом аду?..

Ветер неизменно ассоциировался с бледным, тонким лицом со сжатыми в ниточку губами и падающей на высокий лоб светлой челкой. Этот ветер ерошил золотистые волосы, набрасывал легкий румянец на скулы, заставлял щуриться глубокие, как бездонное небо, серые глаза, очерчивая лучики морщин от их уголков к чуть улыбающимся губам — и каждый раз ты замирал, задыхаясь, каждый раз сердце, которого у тебя больше не было, безысходно сжималось в тугой, горький комок. Ты знал, что тот единственный, что был достоин жизни — мертв. И виноват в этом — ты.

Это было стократ больнее, чем выжигающее душу равнодушное пламя, ласкающее тебя ленивыми прикосновениями, от которых, скручиваясь, обугливалось что-то внутри тебя — каждое мгновение, по чуть-чуть, с пугающей неизбежной неторопливостью отсекая по частям все, что еще могло чувствовать. Помнить.

Страшнее всего была память — она не оставляла шансов смириться, подчиниться, отдаться наотмашь бьющему тебя в самое сердце кошмару, вынуждая цепляться из последних сил за самое дорогое, самое светлое, что еще оставалось внутри — словно это могло спасти от надвигающегося безумия.

Оно кружило рядом, как стервятник, проникая в душу, выклевывая рассудок, окатывая потоком беспомощной, почти мазохистской горечи. Ты знал, что заслужил подобный конец. Ты сам во всем виноват — тем, что позволил вести себя, как марионетку, к этому аду. Ты, твоя глупая заносчивость, твоя гордость. Твоя бесстрашная вера в себя, в собственные силы. В вас двоих.

О чем можно жалеть, когда знаешь, что получил по заслугам? О совершенных ошибках? Ты мог бы вспомнить о них, если бы боль дала тебе такую возможность. Если бы вместе с телом у тебя оставалось сознание, разум, способный взвешивать и оценивать, способный рассуждать. Ты больше не думал — остались лишь голые, бесстыдно обнаженные чувства, и именно их пожирало бушующее пламя, ревущее в ушах, которых у тебя больше не было.

Тебя швыряло от горечи к панике и страху, от жалости к себе — к безумной, нечеловеческой тоске по твоему ветру, то теплому и ласковому, как летней ночью у раскрытого окна, то легкому и отчаянному, как весенним утром над бушующим озером — ты не помнил, где и когда бывал раньше на озере, но знал, что видел его. Видел, как смеялся твой светловолосый ветер, глядя прямо в твои глаза, причудливо изогнув бровь, двигаясь у самой кромки воды, со шпагой в вытянутой руке…

Ты потерял его. Ты допустил его гибель, и все, что происходит с тобой здесь, ничто по сравнению с тем, что ты заслужил — за то, что позволил ему умереть. Разве была еще хоть какая-то мало-мальски важная цель, кроме как — защитить его? Что ты сделал для того, чтобы он остался в живых? Понадеялся на собственную удачу? Поздравь себя — ты проиграл именно тогда, когда на кону стоял — он. Правда, здорово осознавать, что статистика наконец-то сработала против тебя — и именно в самый нужный момент?

Наверное, было бы легче, если бы сейчас тебя душили слезы, но слез не было, потому что не было глаз, и не было пальцев, чтобы до боли вцепиться в волосы, и физическая боль казалась избавлением, но не приходила, оставляя вместо себя фантом, работающий не хуже, но не приносящий облегчения. Ты не заслужил поблажек, и это — твое чистилище. Странно, но эта мысль тоже не приносила смирения.

Все то время, что тянулось в бесконечной пытке, изнывая от жара, ты безумно тосковал по теплу, оставшемуся где-то там, позади — в тех ночах, когда смешливый ветер согревал твою постель, и, наверное, это было слишком огромным счастьем, чтобы вместить его целиком, не позволить безрассудству и надежде захлестнуть вас обоих… А теперь надежды не осталось.

Ты не знал, сколько минут, часов, лет провел, мечась в удушливом огне, сжигающим твою душу. Выматываясь настолько, что порой казалось, будто не осталось уже ничего, что могло бы вызвать горечь, ты беззвучно кричал в жгучую пустоту, обессиленно склоняясь перед ней, и тогда из ниоткуда, из бесконечного далека приходил невыносимо нежный, наполненный болью голос, и он звал тебя, выдергивая из бессмысленного отупения, и жар снова возвращался, проникая в тебя, снова отрывая от тебя что-то важное, что-то, из чего и состоял — ты.

Постепенно стиралось все, что вызывало хоть какие-то эмоции, словно кто-то ластиком вычищал воспоминания из твоих мыслей. Оставался лишь он — ветер с глазами цвета пасмурного неба, как легкое дуновение — прямо в разгоряченное лицо, как долгожданная прохлада, как глоток опьяняющего, свежего воздуха в удушливой пустоте. И каждый раз следом снова обрушивалась боль…

Ты устал еще в первое тысячелетие этой бесконечной пытки. Устал настолько, что отчаялся дождаться смерти, почти поверив в то, что она не придет к тебе никогда. Что ты обречен умирать, и это будет длиться вечно.