Lina Swon - За любовь

— Меня изнасиловали? — спросила Аня на пятые сутки, прерывая голос бабушки, читающей ей «Анну Каренину». Маргарита Петровна нервно сглотнула, побледнела и отложила книгу, глаза наполнились слезами, она попыталась что-то сказать, но тут в дверь постучались, и в палату заглянула девушка со словами:

— Миссис Гончарова, вы не могли бы подойти у нас тут посетительница, она очень настаивает!

Маргарита Петровна с облегчением вздохнула, и, поцеловав Аню, вышла. Аня была в гневе от такого наглого побега, чуть не рыча, она встала с кровати и медленно направилась в ванную комнату. Идти было тяжело — голова кружилась, в глазах темнело, но ее обуревало желание увидеть себя, было странное чувство какого — то предвкушения и в то же время страха, желудок скручивало, ее тошнило, но Аня не останавливалась. Когда она подошла к зеркалу, сердце замерло от ужаса, но ничего так и не прояснилось. Она видела перед собой изможденное лицо, обтянутое бледной кожей, которая цвела синими и желтыми уже изрядно поджившими гематомами, глаза были тусклыми. Шок от увиденного сменился разочарованием. Аня хотела вернуться в постель, но вспомнила про свет — обернулась, чтобы выключить и замерла. Дыхание участилось, сердце сжалось, кровь стучала в висках — сквозь прорезь на спине больничной пижамы выглядывала ее спина, покрытая уродливыми, припухшими и красными шрамами. Ее затрясло, внутри все леденело. Аня подошла к зеркалу вплотную, вертелась, чтобы рассмотреть и с каждым взглядом, готова была вопить от ужаса. Это были не просто шрамы, это были буквы, четыре корявые, неровные буквы. Четыре знака, повергшие ее в пучину невероятной боли. Слово, разорвавшее на куски ее сердце. Слово, взорвавшее ее память! SLUT (шлюха) — позорное клеймо жестокости, дикости, безумия и ненависти любимого мужчины на ее спине! Картинки закрутились, вырывая хрипы и рыдания из ее груди, слезы лились, как и воспоминания — перед глазами проносились три года, она медленно сползала по стене, захлебываясь слезами и болью. Все померкло, она слышала голоса людей, но не было ничего кроме воспоминаний — черных глаз, сжигающих ее дотла.

Когда она открыла глаза, в палате были бабушка и Белла, которая выглядела не лучше Маргариты Петровны, но сдерживала слезы. Аня всматривалась в нее, пытаясь понять, на чьей она стороне, хотя и так было понятно, иначе она была бы здесь еще пять дней назад!

— Зачем пришла? — резко спросила Аня.

— Пришла потому, что ты мне нечужая, как бы ни хотелось обратного! — так же резко ответила Белла.

— Так быстро поверила?! — горько усмехнулась Аня.

— А что разве есть хоть что-то, что должно было вызвать сомнения?! Я еще могла усомниться, когда мне представили все доказательства, но не тогда, когда ты молча сносила его издевательства и унижения — ты просто чувствовала за собой вину!

— Прекратите, убирайтесь отсюда немедленно! — еле сдерживая гнев, сказала Маргарита Петровна. — Достаточно того, что сделал ваш брат — ублюдок, будь он проклят!

— Вы правы! Простите меня! — зарыдала Белла — Прости меня Анна! Боже, мне так жаль! Он чудовище, знаю! Я ничего не понимаю Анна?! Как ты могла?!

— Уходи Белла, я больше не буду оправдываться — мне не за что! Но я лишь скажу, что ты просто не знаешь каково это оказаться в чужой стране, не иметь ни связей, ни денег и быть замужем за чудовищем, у которого это всего этого в избытке! — прошептала Аня, глотая слезы от боли и потери — она потеряла еще одного близкого человека. — Где мой сын?

После этого вопроса лицо Беллы стало пепельным, она закусила трясущиеся губы и достала из сумки какие-то бумаги, а затем протянула их Анне со словами:

— Прости, я пыталась его остановить, но он был непреклонен! Прости Анна и наверно, да, ты права, я не знаю! Но я тебе не верю!

После этого девушка быстро встала и покинула палату. Аня смотрела стеклянными глазами ей в след, руки тряслись, а внутри нарастал страх. Она раскрыла бумаги, читала и не понимала ни строчки, она не могла это принять, перед глазами вертелись фразы — «постановление о разводе», «развод по одностороннему обращению», «постановление суда о лишении родительских прав», но внутри было пусто, словно из нее выкачали жизнь. А потом все взорвалось:

— Нет, нет, нет! — она кричала, рвала бумаги. — Ненавижу тебя ублюдок, чтоб ты сдох козел! Господи, как же я тебя ненавижу, гори ты в аду, сука! Сволочь! — Она задыхалась, слезы лились, из горла рвался вопль и она вопила. Прибежавший медперсонал пытался вколоть ей успокоительное, но она вырывалась.

— Анечка, пожалуйста! — услышала она надрывный крик бабушки, именно в эту секунду ей сделали укол.

Все последующие дни до выписки она была, как овощ из-за успокоительных, ибо без них у нее начиналась истерика. Маргарита Петровна за все это время в больнице, казалось, постарела лет на двадцать, она проклинала все на свете, а в особенности Маркуса Беркета за то, что сотворил с ее девочкой. Она до сих пор содрогалась в ужасе при виде ее шрамов, которые Аня отказалась удалять. Маргарита Петровна считала, что нужно идти в полицию и писать на ублюдка заявление! Это же просто зверство и никак иначе! Но Аня лишь горько покачала головой, обосновывая свой ответ одним словом — бесполезно! И это была правда! Правда, показывающая гниль общества, в котором все решали деньги и власть! Маргарита Петровна была в шоке от реакции общественности, которая оправдала насилие над ее внучкой, провозглашая ублюдка — жертвой ситуации и мало того продолжала поливать Анну грязью, коря во всех смертных грехах и даже в этом беззаконие! Но главный удар все-таки нанес Зверь, лишив Аню материнства, на основании аморального поведения и приема наркотиков! Маргарита Петровна готова была разорвать его голыми руками за эту гнусную ложь, но что она могла против сильных сего мира?! Она могла только разлетаться на куски рядом с Аней и бессильно наблюдать, как внучка умирает день за днем и умирать вместе с ней! Есть ли для женщины большее наказание, чем лишить ее родного дитя?! Господи, за что ее девочке такие страдания?! Как же земля носит таких чудовищ, как этот сукин сын?! Да есть ли предел его жестокости?! Но сейчас ее больше всего интересовало психическое состояние Анюты, которое было нестабильным, она боялась, что ее девочка не выдержит еще одного потрясения! А потому, когда настал день выписки, готова была запереть Анюту в больнице и не выпускать — и это было бы правильно! Возле больницы столпилась толпа журналистов, фанатов Беркета, да и просто любопытных. Когда они вышли из здания, все словно с цепи сорвались — журналисты выкрикивали отвратительные вопросы, перебивая друг друга, но их еще можно было вытерпеть, а вот крики фанатов повергали в шок.