Донасьен Сад - Двойное испытание

— Не знаю, о чем вы говорите, сударыня, — отвечал Селькур, — но мне кажется, что если любовник, например, желает подарить миллион предмету страсти своей, то резонно предположить, что милости, ожидаемые им от обожаемой женщины, ценятся во много раз дороже, а посему возлюбленной не стоит проявлять излишней щепетильности, принимая дары, ибо любовник все равно остается в выигрыше.

— Вот, оказывается, как улаживают счета любовь и галантность! Что ж, друг мой, в таком случае я постараюсь ответить подобающе… Едемте смотреть на вашего гения Огня… Да, да, погасите мое пламя его бушующим пожаром… ибо мой огонь толкает меня на безумства, в коих, несмотря на обходительность вашу, мне пришлось бы раскаяться. Идемте.

Величественный аэростат уже ожидал графиню.

— Сударыня, — говорил Оромазис, — субстанция, мне подвластная, не позволяет мне путешествовать в иных экипажах. Именно я показал людям, как можно подниматься в воздух. Ничего не бойтесь: шар этот влеком двумя гениями, находящимися в подчинении моем; они не смогут поднять его выше, чем на двенадцать-пятнадцать туазов над землей.

Графиня бесстрашно поднялась в корзину и расположилась на хорошеньком канапе, гений устроился рядом. Менее чем за шесть минут они проделали более трех лье, летя на небольшой высоте над землей. Приземлившись, они вышли навстречу ожидающей их внизу свите. Владычица приветствовала их, а затем все взгляды устремились на открывшуюся перед ними картину.

На площади размером примерно в шесть арпанов, расположенной амфитеатром, то есть таким образом, что ни один уголок не ускользает от взора зрителя, раскинулся настоящий город: чудесные здания, храмы, башни, возносящиеся к облакам, красивые улицы, дома в окружении садов. От холма, где стояли сейчас Селькур и дама его, в город вела широкая торная дорога. Справа высился огромный вулкан, изрыгавший языки пламени, что взметались до самого неба и затмевали солнце, отчего казалось, что вот-вот разразится гроза.

— Мы у ворот владений гения, чья стихия — огонь, — говорил Оромазис графине. — Он предусмотрительно попросил нас задержаться здесь до тех пор, пока не даст нам знать, что путь в город его свободен, ибо из-за бушующего повсюду пламени дорога туда небезопасна.

Едва Селькур произнес эти слова, как из вулкана выскочила саламандра и устремилась к царице праздника, дабы почтительно припасть к стопам ее…

— Оромазис, — произнесла она, обращаясь к Селькуру, — гений Огня послал меня предупредить, что путь в город закрыт, вы прогневали его, ибо заранее не представили ему вашу даму. Теперь он увидел ее… влюбился и решил тотчас же жениться на ней. Он расторгает ваш союз и в случае отказа обрушит на вас все пламя, какое только имеется в распоряжении его, и тем самым вынудит исполнить требование.

— Идите и скажите вашему господину, — отвечал Селькур, — что я скорее расстанусь с жизнью, чем приму условия его. Я пришел к нему как друг… Мы друзья: он знает, что сила его без поддержки моей ничтожна, а посему надобность, кою он испытывает во мне, не дает оснований столь бесцеремонно обходиться со мною… Впрочем, пусть поступает как знает: я не боюсь его молний. Сколько бы он их ни выпустил, мы лишь полюбуемся ими, а бессильный гнев его развлечет нас. Преимущества, данные мне природой, гораздо более действенны, чем он думает, я смеюсь над его немощью и в случае нужды дам вам почувствовать свое превосходство…

Саламандра исчезла; через несколько минут вулкан уже поглотил ее.

Тотчас же небо потемнело, молния пронзила тучи, из жерла вулкана вырвались смерчи, несущие раскаленные пепел и золу. Словно змеи, сползали они с горы и устремлялись к городу. За ними последовали потоки лавы, они затопили улицы; раздался гром, земля задрожала; пламя, извергаемое вулканом, смыкалось с молниями, бьющими из туч; почва непрерывно содрогалась, дома горели… Башни падали и разбивались на куски, храмы рассыпались, дворцы рушились… Хаос леденил душу и наполнял ее ужасом, заставляя вспомнить недавние землетрясения в Испании и Италии и порождая ужасные подозрения, что и сие зрелище — это не мастерски поставленный спектакль, но поистине возмущение самой природы…

— Ах! — в ужасе восклицала графиня. — Как прекрасна природа в гневе своем! Поистине подобные картины дают философам пищу для размышлений.

Наконец горизонт понемногу начинал светлеть, облака постепенно рассеивались, земная кора отверзлась и стала поглощать кучи пепла и усыпавшие ее обломки строений… Декорации сменились, и с высоты холма открылись сладостные пейзажи счастливой Аравии… Текли прозрачные ручьи, окаймленные лилиями, тюльпанами и акациями; чуть поодаль видны были заросли лавра, плавно переходящие в тамариндовую рощу. Еще дальше росли пальмы и розовые кусты; пышная тропическая растительность сменялась лесом из апельсиновых и лимонных деревьев. Справа от него раскинулись холмы, густо поросшие жасмином, кофейными и коричными деревьями.

Посреди этой буйной растительности стоял богато украшенный шатер; в таких шатрах, однако не столь роскошных, обычно живут предводители арабских бедуинов. Этот же был сделан из индийского шелка, расшитого золотом, и имел высоту двадцать четыре фута. Шнуры, с помощью которых он крепился к земле, были пурпурные с золотом; золоченая бахрома довершала его убранство.

— Идемте, — приглашала графиню фея. — Забудьте о гневе гения Огня: он побежден, и ему ничего не остается, как стать нашим помощником.

Графиня, удивляясь все больше и больше, взяла под руку Селькура и стала уверять его, что никогда еще не встречала человека, наделенного столь богатой фантазией и таким безупречным вкусом. Они пришли во владения гения Огня; завидев гостей, он упал ниц и стал молить Нельмур простить его за то, что он осмелился умышлять против нее.

— Ничто так не развращает государей, как вседозволенность, сударыня, — говорил он. — Поэтому для удовлетворения своих прихотей они готовы на любое злоупотребление; привыкнув ни в чем не знать отказа, они приходят в ярость, когда кто-либо смеет противоречить им, и лишь собственные несчастья напоминают им, что они такие же смертные, как и подданные их. Я благодарен судьбе за полученный урок: он научил меня умерять желания и обдумывать последствия своих поступков… Я был королем… теперь я простой пастух; но не жалею о перемене, ибо ей я обязан тем, что сейчас вижу вас.

На столь лестное для нее приветствие графиня отвечала подобающим образом, входя в шатер. Там уже все было приготовлено для сельской трапезы… и как скромно он был убран!

— Сударыня, — говорил новоявленный пастух, — я не могу предложить победителю своему обильный ужин. Соблаговолите ли вы удовольствоваться этим?