Китти Бернетти - Тысяча и одна ночь (сборник)

— Это… это страшно, но… не останавливайтесь.

— Ты делаешь меня таким твердым. Все в тебе сводит меня с ума, Бриз. Ты — единственная, кто сумел заставить меня чувствовать себя так.

Это было слишком — слишком интенсивно, слишком страшно. Она должна была довести это до завершения, должна была впустить его. Как проститутка, она развела ноги шире, чувствуя, что он надавил пальцем еще дальше, погружая его до основания и усиливая ощущения так, что она подумала, что тут же кончит. Она не хотела отдаваться ему полностью. Однако она нуждалась в его облегчении, ей необходимо было почувствовать всю длину его члена. Он погрузил в нее свой пенис, как поршень в моторе спортивной машины; она была невероятно влажной, полностью готовой принять его. Из-за его пальца Бриз пришлось уставиться на строгие портреты, чтобы помешать себе кончить — она хотела полностью отдаться Себу, но все же не могла. Это было бы слишком большой уступкой. Однако она ощутила, что ее бедра вздымаются вверх навстречу ему, ее сердце бешено колотилось, пот выступил на лбу. Его палец приводил ее в экстаз, который распространялся по всему ее телу, заставляя портреты у нее перед глазами расплываться, и она молила бога, чтобы Себ кончил первым. Она не отдала бы себя всю целиком, даже при том, что ему было почти невозможно противиться. Его пенис был божественным, огромным, пульсирующим властью и силой, Себ пристально смотрел на нее, желая получить ее всю. Стол сильно вибрировал, когда он входил в нее, доводя ее почти до кульминации, загоняя ее, гремя внутри нее, великолепно заполняя ее, и наконец, как рвущийся с места бык, он застонал и выстрелил в нее. Она почувствовала удовлетворение, триумф и облегчение от того, что сумела сдержать свой собственный оргазм, что у нее все еще оставалось нечто, что могло соблазнить его, нечто, что она все еще не отдала ему. И теперь, когда он стоял, вцепившись руками в стол и совершая последние, завершающие толчки, освобождая себя в нее, какая-то ее часть желала отдаться ему полностью. Желала не сдерживаться. Его пшеничные пряди упали на лицо, и она потянулась, чтобы отбросить их назад. Жест нежности, которую он сумел заметить. Он схватил ее руку и поцеловал в ладонь.

— Останься со мной на ночь.

Это была отчасти команда, отчасти отчаянная просьба. И в этот безумный момент ее тело потребовало свободы, которой она себе не позволяла, и она услышала, как ее голос произнес:

— Да. Да, я останусь.

Это решило ее судьбу. Она не была уверена, что могла бы и дальше сопротивляться Себастьяну Дарку, не отдавая ему окончательную победу.

Когда они застегивали последние пуговицы, и Бриз приводила волосы в порядок, в дверь постучали.

— Похоже, нас застукали. — Себ усмехнулся, они направились к двери и открыли ее. Девушка-полька из охраны скривила губы, искоса посмотрела на них, а затем сказала:

— Вы с братом закончили осмотр?

— Ах, да. Вполне. — Бриз задрала нос. — Это именно то, что мы хотели.

Когда они шли к вестибюлю, Себ вовсю наслаждался игрой и задержался у рисунка, изображавшего политиков, вставленного в раму и повешенного на одной из колонн. На рисунке были изображены двое старых сановников, сидящих в зале клуба «Чарльтон» и просматривающих газеты.

— Посмотри, Мэри, это — классика.

— Прочитай мне. — Бриз пудрила нос, в то время как полька смотрела на нее со все возрастающим нетерпением.

— Один из этих старых пней говорит другому: «Сексуальное влечение горностая, нравы тунисского содержателя борделя… джентльмены, думаю, что поиски нового британского премьер-министра закончены». Блестяще, не так ли? — Себ захохотал, и они наконец оставили польку-секьюрити в покое.

— Я заказал нам обед и номер в «Ритце».

Это было естественным следствием посещения клуба «Чарльтон» — самый известный отель в мире находился в пяти минутах ходьбы. Бриз внимательно следила за ним.

— «Ритц» — ничего себе! Я проходила мимо него много раз, смотрела в его окна со стороны Пикадилли, но никогда не была внутри. Вы, очевидно, были совершенно уверены, что я соглашусь провести там ночь, раз заранее забронировали номер. Я настолько предсказуема, что вы были так уверены во мне?

Он провел ее мимо швейцара, затянутого в ливрею, через вращающиеся двери.

— Вы непредсказуемы, Бриз, никто не мог бы обвинить вас в этом. Напротив, вы очень загадочны. Вы играете, не показывая свои карты. Мне жаль, что я не смог стать вам ближе, но вы не позволяете мне этого. — Они шли по роскошному вестибюлю, отражаясь в многочисленных зеркалах. Зал, выполненный в стиле рококо, сверкал от позолоты, почти каждый их шаг был под новой сверкающей люстрой.

— Возможно, просто у меня нет достаточно тузов, чтобы играть. — Она посмотрела на него из-под длинных ресниц. — Я думаю, что самая сильная рука — у вас.

— Я полагаю, что вы говорите так потому, что я поймал вас. Может показаться, что вся власть в моих руках — деньги, статус и титул промышленного магната, который всегда сопровождает мое имя в газетах. Но на самом деле, Бриз, вы серьезно недооцениваете силу своего очарования. Мне понравился «Чарльтон». Вы непочтительны и изобретательны, и я никогда не забуду, как мы трахались, как кролики, под всеми этими портретами, смотревшими на нас со строгим неодобрением.

— А кролики действительно так трахаются? — спросила она, и он покраснел, потому что к ним как раз приблизился официант, но если он что и услышал, то был слишком хорошо вышколен, чтобы хоть поднятием брови выказать свое отношение к его словам.

— Господин Дарк, большая честь видеть вас сегодня в нашем ресторане.

Себ шагнул к ней, чтобы помочь сесть на один из стульев, покрытых красным бархатом, и она заозиралась с открытым от удивления ртом, глядя на экстравагантные скульптуры наклоненных богов, изображения греческих садов на стенах, а также гирлянды и каскады ткани на окнах. «Ритц» поражал изяществом дурного тона, которое тем не менее отлично срабатывало, потому что, как девица с огромной грудью, «Ритц» и не пытался ничего скрывать, пусть даже оно было чересчур.

— Мне показалось, вы нашли плакат очень забавным, — сказала Бриз, когда они заказали утиные равиоли конфи, а затем фрикасе из омара и дуврскую камбалу.

— О, да. Знаете, больше всего я ценю верность, этот товар успешному человеку найти труднее всего. Этот плакат высмеивает самых значимых небожителей на земле. Это действительно порождает отклик в душе, потому что показывает, что даже наиболее уважаемые сановники могут ощущать недостаток прямоты, честности и преданности. Эти качества я ищу в людях, с которыми веду деловые отношения, того же жажду увидеть у своих служащих, но их так же трудно обнаружить, как золотой песок. Я думаю о долгих годах, которые я потратил на поиски, о том, насколько трудно это найти — наверное, это измотало меня и заставило почти совсем потерять веру в людей.