Артём Кобзев - Эрос за китайской стеной

— Замолчи ты, арестантское отродье! — заругалась на него жена. — К девкам шлялся! Зачем же Шутуна брал, разбойник? Небось, слыхал, как его Дайань ругал? Сговорились вы к потаскухам идти, вот до сих пор и пропадали. За серебром, говоришь, ездил? А ну, покажи, где оно.

— Ты свои деньги нашла? — спросила Цэиньлянь.

— Служанка на полу нашла, — отвечала падчерица. — Мне передала.

— Ну и хватит ссориться! — успокаивала их Цзиньлянь. — Я тебе тоже денег дам. И мне купишь пару крапленых платков.

— Зятюшка, тогда и мне купи, — сказала Пинъэр.

— В Платочном переулке за городом, — объяснял Цзинцзи, — торгует знаменитый Ван. Каких только у него нет платков! Сколько нужно, столько и бери! И крапленные золотом, и отделанные бирюзой. Вам, матушка, какого цвета, с каким узором? Я ведь завтра бы и привез.

— Мне хочется оранжевый, крапленный золотом и бирюзой, — говорила Пинъэр. — С фениксом в цветах.

— Матушка, оранжевый цвет с золотом не идет, — заметил Цзинцзи.

— Это мое дело! — перебила его Пинъэр. — Мне нужно также серебристо-красный шелковый с волнистым узором, отделанный восемью драгоценностями. А я еще хотела бы с отливом, украшенный цветами сезама и золотым краплением.

— А вам какие, матушка Пятая? — спросил Цзинцзи.

— У меня денег нет, — отвечала Цзиньлянь. — Мне и пары хватит. Один бледно-кремовый, крапленный золотом, с тесьмой.

— Вы же не старуха! — перебил ее Цзинцзи. — К чему вам белый?

— А тебе какое дело? — возразила Цзиньлянь. — Может, на случай траура припасаю.

— А еще какой?

— А другой — нежно-лиловый, из сычуаньского сатина, крапленный золотом и отделанный бирюзой. На узорном поле чтобы были изображены слитые сердца, орнамент из сцепленных квадратиков и союз любящих, а по кромке с обеих сторон чтобы зависали жемчужины и восемь драгоценностей.

— Вот это да! — воскликнул Цзинцзи. — Вы, матушка, как торговец тыквенными семечками. Все продал, корзину открыл да как чихнет — сразу всех шелухой обсыпет.

— Что тебе, жить надоело? — заругалась Цзиньлянь. — Кто платит, тот и товар по душе выбирает. Кому что нравится. И не тебе разбирать!

Ли Пинъэр достала из узелка слиток серебра и подала Цзинцзи.

— Отсюда и за матушку Пятую возьмешь, — сказала она.

Цзиньлянь покачала головой.

— Нет, нет, я сама дам, — сказала она.

— Да не все ли равно, сестрица? — говорила Пинъэр. — Зятюшка заодно покупать будет.

— Этого слитка на все ваши платки хватит и еще останется, — сказал Цзинцзи и прикинул серебро на безмене.

Потянуло лян и девять цяней.

— А останется, жене купишь, — сказала Пинъэр.

Падчерица поблагодарила ее поклоном.

— Раз матушка Шестая и тебе покупает, — обратилась к падчерице Цзиньлянь, — вытаскивай свои три цяня. И давайте-ка с мужем тяните жребий: кому угощать, посмотрим. А не хватит денег, матушку Шестую попросите добавить немножко. Завтра, как батюшка уйдет, купите утку, белого вина… и попируем.

— Давай серебро, раз матушка велит, — сказал жене Цзинцзи.

Она протянула серебро Цзиньлянь, а та передала его Пинъэр. Достали карты, и муж с женой начали игру. Цзиньлянь подсказывала падчерице, и та выиграла у мужа три партии.

Послышался стук в дверь. Прибыл Симэнь. Цзиньлянь и Пинъэр поспешили к себе, а Цзинцзи вышел навстречу хозяину.

— Сюй Четвертый обещал послезавтра вернуть двести пятьдесят лянов, докладывал Цзинцзи, — а остальные в следующем месяце.

Симэнь был пьян и, выругавшись, направился к Цзиньлянь.

Да,

Если хотите /знать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Ин Боцзюэ подсмеивается в гроте над юною красоткой.

Пань Цзиньлянь рассматривает в саду грибы.

Итак, Симэнь Цин пировал у Ся Лунси, когда от цензора Суна принесли подарки. Это польстило Симэню, а Ся Лунси проникся к сослуживцу еще большим уважением. Он запер дверь и неустанно потчевал гостя вплоть до второй ночной стражи.

Цзиньлянь давно сняла головные украшения и распустила напомаженные волосы, а Чуньмэй наказала стелить чистую постель и прохладную циновку. После омовения ароматной водой Цзиньлянь стала поджидать мужа. Он вернулся навеселе. Пока она помогала ему раздеться, Чуньмэй заваривала чай.

Симэнь лег. Рядом с ним на краю кровати сидела, понурив голову, обнаженная Цзиньлянь. Его взор привлекли ее белые пышные бедра, забинтованные ножки размером всего в три вершка, не больше, обутые в ярко-красные ночные туфельки без каблуков. У Симэня вспыхнуло желание; веник, вздыбившись, радостно подскочил.

— Давай узелок! — сказал Симэнь.

Цзиньлянь достала из-под постели заветный узелок и протянула ему. Приладив пару подпруг, Симэнь заключил Цзиньлянь в свои объятия.

— Дорогая! — шептал он. — Дашь мне сегодня поиграть с цветком с заднего дворика, а?

— Вот бесстыдник! — поглядев на него, заругалась Цзиньлянь. — Что тебе, или с Шутуном мало? Ступай с ним играй!

— Брось, болтушка! — засмеялся Симэнь. — Зачем мне Шутун, если ты позволишь? Знаешь, как мне это по душе! Только доберусь до цветка, и брошу, а?

Цзиньлянь препиралась.

— С тобой не справишься, — сказала она наконец. — Только кольцо сними сперва, потом попробуй.

Симэнь снял серное кольцо, а серебряную подпругу оставил у корня [356] Серное кольцо и серебряная подпруга — два предмета из набора сексуальных приспособлений Симэня. Конструкция второго предмета, по-видимому, представляющего собой нечто вроде подпирающего кронштейна или подносика, не вполне ясна. Напротив, функции и конструкция пенисного кольца (см. изображения на обложке и внутри настоящего издания) хорошо известны. Сдавливая половой орган, оно увеличивает эрекцию и, кроме того, производит дополнительную стимуляцию вульвы. В нем может иметься дырочка для привязывания к телу и полусферический (жемчугоподобный) выступ для давления на клитор. Проблему же составляет эпитет «серное». Сера тут предназначена или для раздражения кожи и повышения ее чувствительности, или для сужения «нефритовых врат» женщины (ср. соответствующие рецепты в эротологических трактатах второй части данной книги), или для того и для другого. . Он велел жене стать на кровати на четвереньки и повыше задрать зад, а сам слюной смочил черепашью головку и принялся туда-сюда толкать увлажненную маковку. Черепашья головка бодро топорщилась, так что через немалое время удалось погрузить лишь самый кончик. Лежавшая внизу Цзиньлянь, хмуря брови, сдерживалась и, закусив платок, терпела.