Шахразада - Грешник Шимас

В нетерпении таится опасность. Быть может, тебе следует сегодня же покинуть Толедо… Не искать встречи с девушкой, а немедленно отправляться на полуночь…

Конечно, он был прав, но терпение — не самая легкая из добродетелей, и уж менее свойственная юности, чем любая другая. Когда Шимас наконец лег в постель, он и не надеялся заснуть, хотя чувствовал усталость, навалившуюся тяжким грузом. Ему вновь вспомнился жилистый моряк с лицом, исполосованным шрамами. «Смекалка и меч», — говорил он. Сейчас настал час для смекалки, для смекалки и осторожности.

Перед рассветом, когда ветер шевелил листья виноградных лоз и разносил запахи жасмина и роз вместе с прохладой фонтанов, Шимас уснул.

«Случится ли это сегодня? Придет ли Гелаба в Сад Магнолий? Ждет ли меня там любовь? Или лишь риск и смерть?»

Полдень в Саду Магнолий, где уже давно росли только апельсины, был жарким, а воздух — тяжелым от аромата цветов и сонным от журчания бегущей воды в четырех больших бассейнах. В полдень в Саду Магнолий шелестели шаги — тысячи людей в белом медленно двигались к мечети. Пальмы над ними отбрасывали скудную тень на апельсиновые деревья, и оранжевые плоды светились среди глянцевитых листьев, словно легендарные золотые яблоки.

Над Садом Магнолий висел неподвижный горячий воздух, густо напоенный запахом жасмина и роз, а вдоль стен росли гибискусы — крупные нежные красные цветы соседствовали с бледно-золотистыми и белыми. С северной стороны двора стоял минарет высотой более ста пятидесяти локтей, настолько прекрасный, что казался увиденным во сне, а не созданным руками человеческими. Величественный, построенный из камней, искусно переплетенных золотыми нитями, образующими фантастический узор…

В полдень через Сад Магнолий в шаркающей ногами толпе шел и Шимас, один из бесчисленных молящихся, но не принадлежащий к ним, ибо мысли его были отнюдь не благочестивы. Там и сям стояли люди, бормоча молитвы или упиваясь знойной, жаркой красотой этого места. И среди них могла быть Гелаба. Любой из женщин, любым из юношей…

Тихо шелестели шаги в Саду Магнолий… Выбравшись из толпы, Шимас остановился в густой тени и, опустив голову, наблюдал сквозь полуопущенные веки за сотнями молящихся. Гелаба была отнюдь не глупа. Во всей Испании, а может, и во всей Европе не найти места, где было бы проще затеряться, как в этом месте в этот час.

Нежная рука коснулась кисти Шимаса. Темные глаза встретились с его взглядом. Она! Юноше захотелось стиснуть девушку в объятиях, позабыв и о месте, и о времени, и об опасности. Теплый голос прошептал:

— Идем…

У внешних ворот появились солдаты. Их было четверо… потом шестеро… потом восемь.

Без суеты и спешки Шимас взял Гелабу за руку и шагнул с ней вместе в шаркающую ногами толпу. Внутри храма тянулся длинный ряд арок и колонн, тенистый и беззвучный, если не считать шороха одежды. На другой стороне мечети была маленькая дверца, которой пользовались не часто, но юноша приметил ее еще раньше. Выскользнув из толпы, юноша и девушка юркнули в эту дверь и очутились в небольшом садике. Пересекли его и вышли в общественный парк.

— У полуденных ворот стоит коляска, — прошептала Гелаба. — Она отвезет тебя к нашему убежищу. Я буду ждать тебя, милый…

И белое одеяние девушки смешалось с другими белыми одеяниями. Шимас оглянулся — толпы молящихся, спокойствие и сонная одурь… Нигде ни одного из тех, кого можно было бы принять за стража или соглядатая.

«Да будет так, моя греза! Я поспешу к полуденным воротам…»

Стараясь двигаться спокойно, словно никуда не торопясь, Шимас добрался до полуденных ворот и вышел из них.

Хотел выйти. Но дорогу ему преградили четверо воинов с обнаженными мечами. Юноша опустил руку к своему мечу, но не успел больше сделать ни одного движения — от удара по затылку свет перед ним померк.

Когда Шимас открыл глаза, вокруг него были только каменные стены. Та же самая камера, что уже почти три месяца, и та же самая гнилая солома, что служила ему постелью все эти три месяца. Дни проводил он в неподвижности, вспоминая выражение лица Рафиза, когда увидел его позади воинов с мечами.

«Неужели прошло уже три месяца? Удалось ли Гелабе ускользнуть? Что сделали с ней, если поймали? Когда и как меня убьют? Или обо мне забыли?»

Стражники-берберы, пусть недобрые, были лишь воинами и делали только то, что им прикажут. На следующий день Шимасу принесли книги, множество книг. Откуда тюремщикам была известна его страсть? Кто передавал ему книги?

Быть может, Веспасий нашел своего названного сына? Или Гелабе удалось растопить сердце кого-то из власть предержащих?

Увы, на эти вопросы ответов не было. Но мудрость, дарованная предками-друидами, советовала воспользоваться тем, что есть, ибо судьба ничего не дает зря. Быть может, эти месяцы следовало посвятить поглощению знаний, которые потом пригодятся стократно. Ведь, увы, в погоне за любовью Шимас стал забывать о том, какую миссию избрал.

«Бездельник… — Юноша пытался себя журить. — Твоя мать все еще не отомщена, а ты ищешь счастья, выискивая женщин, на которых даже смотреть опасно для жизни простолюдина!»

В эти долгие три месяца Шимас усердно изучал «Географию» аль-Идриси, намного превосходящую любое землеописание, какое можно было сыскать. С наслаждением читал Гиппократа и Галена в переводах Хунайна ибн Исхака, а однажды стражник передал ему сверток, в котором оказался труд Альбукасиса по хирургии.

В камере была лишь солома на полу и крошечное окошко, сквозь которое проникал свет. Когда ветер заносил в нее капли дождя, юноше приходилось съеживаться под самым окном, чтобы не промокнуть. Жилище его всегда оставалось холодным и сырым.

Итак, он много и усердно читал, а еще каждый день упражнялся, чтобы сохранить телесную бодрость. Кормили его на удивление обильно — должно быть, в душе неведомого врага жила жажда мщения. Или он все выискивал время, чтобы сразиться с равным врагом. Юноша, однако, не чувствовал, что за ним пристально наблюдают. Лишь стража, которая дважды в день появлялась у дверей его узилища, могла видеть его упражнения.

В Шимасе жила и крепла мысль о побеге, но одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — выбраться на волю через коридор невозможно. Там постоянно несли стражу четыре стражника-бербера, а в конце коридора темнела караулка, где собиралась еще добрая дюжина охранников — поболтать и поиграть в кости. Окошко же камеры выходило на отвесную скалу, обрывающуюся вниз на сотни футов.