К.Л. Паркер - Миллион запретных наслаждений

— Мама, папа… Что вы здесь делаете? — смешался я.

Какая-то часть меня воспринимала их присутствие без намека на удивление или испуг, но другая часть шептала, что они не должны здесь находиться.

— Она еще и довольно дерзкая. Прямо как твоя мать. — Отец посмотрел на жену обожающими глазами.

Мама рассмеялась и поцеловала его в щеку.

— Это хорошо. Вам, Кроуфордам, нужна сильная женщина.

Вдруг они оба оказались прямо передо мной, хотя я даже не заметил, чтобы они шевельнулись. Мать повернулась ко мне, улыбнулась и приложила ладонь к моей щеке.

— Таких девушек — одна на миллион, Ной. Не потеряй ее. Помни: «Сквозь грязь и мрак тянется к луне красный цветок».

Я помнил, что, когда был маленький, она все время это повторяла, но я не понимал смысла ее слов тогда, не понял их и сейчас.

— Алый лотос, — прошептал я.

Она кивнула и широко улыбнулась, явно обрадовавшись, что я вспомнил.

— Мы любим тебя, Ной. И гордимся тобой.

Отец прокашлялся, и я повернулся к нему.

— Нам пора уходить, сынок.

Уходить? Куда?

— Мы просто хотели поздравить тебя. — Он положил руку мне на плечи и шепотом добавил: — Да, и спасибо за виски.

Мама поцеловала меня в щеку, и я закрыл глаза, вдыхая знакомый цветочный запах ее духов. Когда я снова открыл глаза, они исчезли. Я повернулся, посмотрел вокруг, но их нигде не было видно. Я оторопел, когда увидел женщину в белом, стоявшую ко мне спиной. Когда она повернула голову и поправила платье, стало видно, что ее волосы собраны в узел, а лицо скрыто под белой вуалью. В руке она держала букет красных цветов. Усилившийся ветер донес до меня ее аромат, подтвердив то, о чем я и так уже догадался. Сердце, набатом застучавшее в груди, подсказало, кто эта женщина. На моем лице появилась широкая улыбка. Это была она.

— Дилейн? — позвал я.

Она не ответила, но посмотрела на меня, и, хоть я не видел улыбки, мое сердце почувствовало ее тепло. Но потом она развернулась и бросилась бежать с каким-то пронзительным жутким смехом.

— Лейни! — крикнул я и бросился за ней, ничего не понимая. — Почему ты убегаешь?

Я бежал и бежал, пока ноги не отяжелели так, будто к ним привязали кирпичи. Когда мне казалось, что она совсем рядом, я протягивал руку, но тонкая ткань ее платья словно проходила через мои пальцы и Лейни убегала.

Она снова рассмеялась, все тем же странным смехом, явно играя со мной.

— Ну же, Ной, поймай меня.

Собрав все силы, я прыгнул вперед, обхватил ее за талию и притянул к себе мягкое гибкое тело. Даже через прозрачную вуаль я увидел устремившиеся на меня глаза, горящие детским озорством. Голова ее запрокинулась, и в окружавший нас теплый воздух полился беззаботный хохот.

— Куда это ты собралась, киса? — спросил я, прижимая ее к себе.

Я почувствовал тепло ее ладони, легшей на мою руку, и легкое прикосновение пальцев, пробежавших по моим волосам.

— Поцелуй меня, Ной. Сделай меня своей навсегда, — прошептала она.

Я поднял вуаль, чтобы увидеть чистую красоту и получить свою награду, но, когда мои губы скользнули по ее губам, она исчезла.

— Ной, проснись. Проснись, Ной.

Я проснулся от толчков в плечо, все еще ощущая остатки сна в частично парализованном теле. Глаза мои распахнулись и увидели ее. Она прижималась ко мне, одной рукой держалась за мое плечо, а второй нежно гладила по волосам над ухом.

Так это был всего лишь сон…

Теплая улыбка озарила ее безупречное лицо.

— Все в порядке?

— Да, — сонным голосом протянул я и потер глаза. — Я тебя разбудил?

— Можно сказать и так, — игриво проронила она. — Ты меня так прижимал к себе, что я чуть не задохнулась. Когда тебе не хватает кислорода, это, знаешь, будит получше будильника. Кажется, это называется инстинкт выживания. — Она рассмеялась.

Я убрал прядь волос с ее лба и заправил за ухо, потом поцеловал в кончик носа.

— Но я не жалуюсь, мне даже нравится, что ты со мной так по-хозяйски, — сказала она, гладя мою скулу. — Может, расскажешь, что тебе снилось?

В моем сне не было ничего такого уж страшного, кошмарного. Однако он был слишком реалистичным, и это меня немного напугало. Прежде чем рассказать, если я вообще собирался это делать, нужно было самому его хорошенько обдумать. Зачем еще и ее пугать? Поэтому я отрицательно покачал головой.

Как раз в это время на прикроватном столике затрезвонил будильник. Оглушительный звон взрезал тишину ночи, сняв возникшую неловкость. Лейни прижалась лбом к моей груди, и мы оба застонали, понимая, что звук этот был началом нашего расставания. Мне нужно было собираться на работу, а она должна была вернуться к семье. Восторга у нас такое положение не вызывало, но через это нужно было пройти, пока мы не могли быть вместе постоянно.

Я заткнул будильник ударом ладони, и тот с глухим ударом упал на пол. Напоминание нам не требовалось, оно и так висело над нами, как гильотина над смертником. Так я чувствовал. Лишиться ее для меня было все равно, что лишиться головы. Хотя нет, скорее лишиться сердца, ведь, уезжая, она его забирала с собой.

— Я люблю тебя, — пробормотала она мне в грудь, когда я погладил атласную спину.

— Знаю, — ответил я, целуя ее в макушку. — Я тебя тоже люблю.

Она подняла голову и ответила мне уверенным взглядом.

— Я знаю, — сказала она, и тяжесть этих слов развеялась, когда она скрепила наше признание поцелуем.

Это был не прощальный поцелуй и не такой поцелуй, которым разжигают страсть, хотя я тут же почувствовал зверское возбуждение. Это был поцелуй надежды. Он говорил: мы знаем, что все равно будем вместе; каждое произнесенное слово было правдой; мы любим друг друга и преодолеем любые преграды, которые встретятся нам на пути, как бы ни сложилась наша судьба. Ведь какими бы дерьмовыми ни были наши отношения вначале, красный цветок прорастет сквозь грязь и мрак.

Наконец я понял смысл этих слов.

Лейни

Заканчивая складывать вещи, я уже с трудом сдерживала слезы. Я знала, что вернусь, но все равно на сердце было тяжело. Когда я пошла в гардероб за последними джинсами, на глаза мне попалась рубашка, которая была на мне, когда Ной решил получить меня на десерт. Мои пальцы пробежали по рукаву, и я вспомнила выражение лица Ноя, когда я вышла к нему в одной этой рубашке. Тогда я его ненавидела, но даже я не могла отрицать сексуального влечения, которое чувствовалось между нами. Суперкиска наконец смирилась с неизбежным и теперь подбивала меня снять рубашку с плечиков и забрать с собой. Что я и сделала. Ной не заметит пропажи. У него хранились тонны одежды, и эта рубашка была не заметнее одной снежинки в снежной лавине. Но для меня эта вещь была бесценна.

Ной вышел из ванны в футболке с треугольным вырезом, джинсах и легких кроссовках. Волосы все еще были влажными после нашего утреннего душа и торчали в разные стороны. Он явно решил на время отказаться от бритья, но я не жаловалась. Мне нравилась его колючесть.