Шахразада - Соперница Аладдина

Ужас, которого я никогда в жизни не испытывал, охватил меня. Я помчался через пустые залы, все великолепие которых исчезло. Неподалеку от дворца неизвестные, увидев меня, вдруг прекратили свое занятие и замерли как вкопанные. В стороне у горы, около одинокого пруда, девушки в белоснежных одеждах пели чудесные песни и расстилали странную пряжу, чтобы отбелить ее в лунных лучах. Это пение и эти девушки только усилили мой ужас, и я бросился прочь. По небу мчались тучи, деревья шумели мне вслед, а я бежал, не переводя дыхания.

Постепенно ночь становилась теплее и тише, в кустах запели соловьи. Далеко внизу, у подножия гор, я услышал голоса, и давние забытые воспоминания вернулись в мое выжженное сердце: передо мной над горами занималась чудесная утренняя заря.

«Что же это? Где я? – воскликнул я, не понимая, что случилось. – Осень и зима прошли, на земле снова весна. Боже мой, где же я так долго был?»

Наконец я достиг вершины последней горы. Восходило яркое солнце. Радостная дрожь прокатилась по земле: реки и замки сверкали, люди спокойно и весело занимались обычными делами, бесчисленные жаворонки звенели высоко в небе. Я упал на колени и горько оплакивал свою потерянную жизнь.

Я не понял тогда и не понимаю еще и теперь, как все это получилось, но вернуться в веселый и невинный мир с моими грехами я не хотел. Целый год я жил так в той пещере, где вы меня видели. Страстные молитвы исторгались часто из моей измученной души, иногда я даже думал, что выдержал испытание и добился милости божьей. Когда же осень снова раскинула красочные цепи по горам и долинам, из леса зазвучали хорошо знакомые звуки, проникая в мое одиночество, – им отзывались темные струны моего сердца. В глубине души я все еще боялся перезвона колоколов дальнего собора, когда в ясные воскресные утра они добирались до меня через горы.

– Бедный Раймунд! – воскликнул рыцарь, который давно с глубоким волнением рассматривал чужеземца, погруженного в свой мечтательный рассказ.

– Ради всего святого, кто вы, откуда вы знаете мое имя? – воскликнул чужеземец и вскочил как громом пораженный.

– Боже мой, – ответил рыцарь, заключая дрожащего незнакомца с нежной любовью в свои объятия, – неужели ты нас совсем не узнаешь? Я твой старый товарищ по оружию, твой Убальдо, а это твоя Берта, которую ты тайно любил, которой ты после того прощального вечера в твоем замке помог сесть на коня. Конечно, время и многострадальная жизнь стерли с наших лиц свежие юные краски, и я узнал тебя только сейчас, когда ты начал свой рассказ. Я никогда не был в той местности, которую ты описываешь, и никогда не боролся с тобой на скале. Я сразу отправился в Палестину и воевал там многие годы, а после моего возвращения прекрасная Берта стала моей женой. Берта тоже не видела тебя после того прощального бала, и все, что ты рассказал, – только твои фантазии. Злое колдовство, пробуждаясь каждой осенью и вновь исчезая, мой бедный Раймунд, держит тебя в плену лживых выдумок долгие годы. Ты прожил месяцы, как дни. Когда я вернулся из земли обетованной, никто не мог сказать мне, куда ты уехал, и мы думали, что давно тебя утратили.

Убальдо от радости не заметил, что его друг с каждым его словом все сильнее дрожал. Пустыми, широко распахнутыми глазами смотрел он попеременно на обоих и узнал наконец друга и возлюбленную своей юности.

– Потеряно, все потеряно! – воскликнул он, потрясенный, вырвался из объятий Убальдо и выбежал из замка.

«Да, все потеряно: и моя любовь, и вся моя жизнь – только обман!» – говорил он сам себе все время и бежал до тех пор, пока огни замка Убальдо не исчезли за его спиной. Невольно он направился к своему собственному замку и оказался около него в час восхода солнца.

Это снова было светлое осеннее утро, как тогда, когда он оставил замок. Воспоминания о том времени и страдания о потерянном охватили его душу. Высокие липы на каменистом дворе замка все так же шелестели, но и двор, и сам замок лежали в запустении, лишь ветер врывался в разбитые окна.

Он вошел в сад. В нем все было разрушено, только поздние цветы поблескивали в засохшей траве. На высоком стебле сидела птица и пела колдовскую песню, наполнявшую сердце бесконечной тоской. Это были те же звуки, что он вчера слышал мимолетно во время своего рассказа в замке Убальдо. Со страхом узнал он теперь и прекрасную золотисто-желтую птицу из зачарованного леса. Высоко в сводчатом окне замка слушал песню и смотрел в сад рыцарь, неподвижный, бледный, окровавленный. Это был Убальдо…

– Аллах всесильный, – прошептала Сафият. – Убальдо? Окровавленный? Отчего? Как это случилось?

«…Белая прядь у меня с первых дней жизни. Когда-то я надеялась, что все волосы будут такими…»

Ветерок нес эти слова, и вслед за ними летел маг Алим. Вот показалась городская стена с распахнутыми на восход воротами…

– Но что это я делаю? Почему полетел за словами неведомой девы вместо того, чтобы искать ее саму?

Небеса молчали. Черные тучи ушли – лишь высокие облачка напоминали о страшной грозе, что совсем недавно прокатилась над Медным городом.

Алим повернул обратно. Вот крыша его дома, вот дворец халифа… Вот Библиотека…

– Но куда же мне отправиться дальше? Где шалун-ветер подхватил слова неведомой девы?

Невидимкой Алим опустился наземь.

– Не дело вот так, бесцельно, бродить по городу. Кто-то же должен знать…

Как ответ услышал Алим слова прекрасной Хусни: «…вся ушла в пудовые кулаки…»

Алим взглянул на руки – ни пальцев, ни ладоней видно не было – как не было видно и самого Алима. Однако маг почувствовал, что руки налились: в гневе на самого себя он действительно сжал кулаки.

– Ты стократно права, мудрая далекая царица… Я начинаю забывать то, чему меня учили…

Бестелесный колдун покачал невидимой головой – от стыда он готов был спрятаться за пылинку.

– Что ж, пора начать сначала. Вспомнить то, что умел когда-то Алим-на-Блюде…

Трудно описать ощущения мага в тот миг, когда попытался он услышать мысли всех горожан. В его разум хлынули заботы об ужине, обиды на матушку, которая заставляет учить уроки вместо того, чтобы побегать по теплым лужам, беспокойство о крохе, который проплакал всю грозу и теперь еще толком не пришел в себя, досада на то, что платье намокло и теперь она походит на огородное пугало, а не на девушку, которая отправилась на свидание, отвращение при виде девчушки в намокшем хиджабе, вожделение при виде возлюбленной, воспоминания о том, куда он дел склянку с оружейным маслом…

«Довольно! – Алим прикрикнул на самого себя. – Ищи мысли девы… Если уж не можешь найти врага…»

Увы, среди водоворота мыслей Алим действительно не нашел тех, которые можно было бы назвать мыслями полуночного пришельца-мага. Весьма похоже, что он, вернее они, прячутся от всего мира, и даже от себя самого-иного… Просто так, на всякий случай, не пытаясь понять, есть ли вокруг враги.