Пьер Рей - Аут

— Открыть мне номерной счет.

— Вы решили больше не пользоваться тем, что уже имеете в нашем банке?

— Нет.

— Прекрасно.

— Менее чем через час вы получите уведомление о переводе денег из Нассау.

— О какой сумме идет речь?

— О двух миллиардах долларов.

От неожиданности Хомер снял очки, которые секунду назад протер. Его профессия приучила его к спокойному восприятию бесконечного ряда цифр, но здесь… И этой суммой владел всего лишь один человек! Дженцо Вольпоне спокойным голосом добавил:

— Я хочу, чтобы деньги «работали» в течение срока их нахождения в банке.

— Естественно.

— Что вы можете предложить?

— Все зависит от срока…

— Какой процент в ситуации «со дня на другой»? Деньги будут находиться у вас двадцать четыре часа — минимум или сорок восемь часов — максимум.

— Шесть процентов.

— Семь!

— Но такса «со дня на другой» составляет шесть процентов!

— Меня это не интересует! Я хочу семь процентов!

— Хорошо. Ваши дальнейшие указания?

— Переведете все в Панаму, в «Кэмикл интер траст». Мы оба наделены одинаковыми полномочиями.

Только теперь Хомер Клоппе обратил внимание на сорокалетнего тщедушного спутника Дженцо Вольпоне. Вольпоне представил его как Мортимера О’Бройна, финансового консультанта, доверенное лицо его компаньона. Естественно, Клоппе не задал ни одного вопроса, чтобы выяснить личность таинственного «компаньона». Он и без того знал, каким огромным авторитетом пользуется человек по имени Мортимер О’Бройн среди заправил международного теневого бизнеса. Вот только не представлял, что у финансовой знаменитости такой невзрачный вид.

— Какой пароль вы выбрали, мистер Вольпоне?

— «Мамма».

— Записываю его. Господа, не могли бы вы дать образец вашей подписи… для «маммы», так бы я сказал.

— Зачем? — удивился Вольпоне. — Все указания мы сделаем по телефону.

— Рутинная формальность, — объяснил Клоппе, протягивая Вольпоне авторучку и чистый лист бумаги.

О’Бройн и Вольпоне написали образцы своих подписей.

Клоппе с облегчением вздохнул.

— Кто из вас даст указание о переводе денег? Мистер Вольпоне или мистер О’Бройн?

Вольпоне улыбнулся.

— Я! Но какая разница? Действует ведь «мамма»!

— Вы абсолютно правы! Мне осталось только подобрать вам комбинацию цифр.

— Не стоит себя утруждать. Я составил ее уже в Нассау.

— Я могу ее записать?

— 828384.

— Чудесно.

— Наши дивиденды вы переведете на отдельный счет, естественно.

— Разумеется.

— Сколько вы хотите за свою услугу?

— Сто двадцать пять тысячных процента от общей суммы.

— Солидно… Мне бы следовало стать банкиром!

— У каждой профессии есть свои преимущества и свои недостатки, мистер Вольпоне.

— Возможно, я позвоню вам завтра.

— Всегда к вашим услугам.

Когда все встали, Хомер добавил:

— Желаю вам приятного пребывания в Швейцарии.

— Я остаюсь здесь еще на двое суток, а вот О’Бройн должен немедленно вылететь в Соединенные Штаты.

После их ухода Клоппе позвонил Эжьену Шмеельблингу, руководителю одной из самых мощных тайных финансовых организаций в мире.

Обычное, ничем не привлекающее внимание здание находилось в Шаане, недалеко от Вадуза, в Лихтенштейне. Даже на двери главного входа не висело никакой таблички, указывающей на род занятий обитателей четырехэтажного особняка. Каждый день в семнадцать часов из его дверей выходили служащие с утомленными лицами и торопливо направлялись к паркингу. Единственной их специальностью была работа с деньгами. Именно здесь, в Шаане, находился «банк всех банков», который через сложную систему своих отделений в Нассау, Панаме, Люксембурге занимался «отмывкой» денег с большой для себя выгодой.

Клоппе мгновенно перевел деньги в Шаан, объяснив Шмеельблингу, что капитал в два миллиарда долларов будет находиться в его распоряжении на условиях «со дня на другой». Шмеельблинг запускал деньги в «работу» под процент, значительно превышающий тот, который он обещал швейцарскому банкиру.

Клоппе сделал устный подсчет: Вольпоне, настояв на семи процентах «мамма», вероятно, пребывал в тот момент в прекрасном расположении духа, получая 383 562 доллара в день. Два миллиарда долларов, переведенных Клоппе в Шаан уже под девять процентов, давали 493 150 долларов в день. Его чистая прибыль, таким образом, составляла 109 588 долларов, что было не такой уж мелочью на карманные расходы богатому банкиру. Означенный срок вклада прошел, а Вольпоне до сих пор не подал признаков жизни, что увеличило доход Клоппе еще на 109 588 долларов.

«Пусть они забудут о них еще на месяц!» — взывал он к неизвестному божеству. Он не мог прямо обратиться к Богу, когда дело касалось денег.

За его спиной резко стукнула дверь.

— Спорю, что ты сейчас думал о какой-то женщине!

Хомер вздрогнул, словно его застали на месте преступления.

— Могла бы постучать, перед тем как войти.

— Я передам твою просьбу маме.

Девушка обняла его и закружила по кабинету.

— Я только что сыграла в забавную игру!

— Расскажи… — подозрительно посмотрев на нее, сказал Хомер.

Сумасбродное поведение дочери приводило его в восторг, хотя иногда ее выкрутасы были небезопасны. Он с грустью отметил, что Рената имеет над ним полную власть и он не в силах противиться ее капризам. Возможно, это происходило потому, что она была полной противоположностью своей здравомыслящей матери. Возможно, потому, что у нее была тонкая фигура с длинными ногами — как при таком коротконогом отце она могла их иметь? — и фиолетовые глаза, которые приводили в смущение мужчин, когда ее лицо неожиданно делалось строгим, а во взгляде застывал недвусмысленный вопрос. И почему только из всех, кто за ней ухаживал, она выбрала человека не их круга? Отец Курта Хайнца, ее жениха, был кассиром в его банке. Безупречным, но все-таки кассиром, и уже в течение тридцати пяти лет.

Через неделю Хомер вынужден будет танцевать с Уттой Хайнц, не слишком представительной супругой Йозефа Хайнца. И свадьба дочери, представлявшаяся ранее ослепительным праздником, пройдет среди серых и неуклюжих родственников его зятя.

— Это дебильная и восхитительная игра! Она называется «небесная манна».

Между бровей банкира пролегла глубокая складка. Он машинально повторил:

— Небесная манна?..

— Во всем виноват Курт и его глупая теория, из которой следует, что деньги по своей сути — дерьмо, действуют разлагающе и тому подобная чепуха…

— Я не совсем понимаю…

— Мой будущий муж понимал еще меньше! Я села в самолет и пролетела над Чиавеной в самый разгар сельскохозяйственной ярмарки, сбросив на толпу крестьян пачки денег! Видел бы ты, что там началось!