Sco - Течение

Как всякий ребёнок со счастливым детством и здоровой психикой, Кротов легко и охотно выстраивал эмоциональные связи с симпатичными ему людьми. Он был окружён друзьями обоих полов. Пережил роман с одноклассницей в старших классах, но после поступления в институт, отношения рассыпались: девушка решила, что всё познаётся в сравнении. Дима тогда сильно переживал и даже зарекался любить женщин впредь, со всей присущей тому возрасту категоричностью. Кто бы знал, что жизнь посмеётся над несчастным таким гомо-извращённым способом.

Порывшись в инэте, Кротов в который раз убедился, что 80 процентов информации в сети – полная и непрофессиональная туфта. Решив, что лучше всего обращаться к специалисту, позвонил бывшей соседке с родительского подъезда. Марине было 27, он вырос у неё на глазах, и она до сих пор считала его мелкой шпаной и называла Митькой. Когда Кротов страдал по своей изменщице, Марина, поправляя очки на массивном носу, объясняла ему основы поведения самок в социуме. Он тогда мало что понял, но стало легче от профессионального разбора блядства бывшей. Маринка работала в поликлинике, подрабатывая в платном центре по решению психологических проблем. Самое ценное в Маринке было её уважение к чужим секретам. Это и стало решающим фактором, когда Кротов набрал её номер и, убедившись, что ни от чего не отрывает, начал сразу с места в карьер.

- Марин, почему люди становятся мазохистами?

Маринка замычала, видимо, силясь представить здорового, жизнерадостного Митю связанного и с отшлёпанной задницей.

- Я знаю, что все так говорят, но я реально не про себя спрашиваю, – заржал Кротов в трубку, представив ситуацию со стороны. Маринка выдохнула:

- Фу-ух, я уже подумала, чего я в тебе недоглядела. Ну, смотря в какой форме выражается мазохизм.

- В интимной, Марин. Вот когда человека просто прёт, когда ему больно делают в сексе – бьют там или ещё чего похуже... – Дима всё-таки смутился и порадовался, что сейчас не находится с соседкой лицом к лицу.

Марина закашлялась.

- Ему?.. Хм. Я, конечно, не осуждаю, просто не ожидала от тебя.

Она сделала паузу, видимо, собираясь с мыслями, и продолжила, словно зачитывала учебник. Когда дело касалось её предмета, Марину было не сбить с мысли даже гомо-откровениями.

- Если идти по классике, то человек воссоздаёт ситуацию детства. Чем острее воспоминания, тем сильнее желание вернуться к тревожащей теме. Детские эмоции экстремально сильны и накладывают наибольший отпечаток на психику. Считается, что эмоциональные механизмы детей работают таким образом, что они стараются оправдывать насильника из семьи, так как иначе им придётся признать, что они оказались в ужасной, безвыходной ситуации. Они как бы говорят себе: всё хорошо, так и должно быть. Поэтому они срастаются с мыслью о нормальности происходящего и в последствии воспроизводят ситуацию, подкрепляя эту теорию.

- То есть, его мучили в детстве? – упавшим голосом спросил Дима, пытаясь распрямиться, чтобы перестало колоть в груди где-то слева.

- Ну, теоретически, да. Но тут возможны варианты, сам понимаешь. Многие жертвы насилия, наоборот, становятся садистами. Между прочим, всех знаменитых маньяков в детстве подвергали насилию в семье.

Ещё того лучше! Кротов потёр ладонью глаза, зябко поёжился.

- Ну, а как ему помочь? – тихо спросил, пытаясь переварить услышанное.

- Как помочь?.. Вернуться в прошлое и придушить того гада, что его обижал. – Она помолчала. – Мить, вообще, как ты понимаешь, такие диагнозы с чужих слов по телефону не ставятся. Возможно, у него просто лёгкая склонность к жёсткому сексу ввиду каких-то индивидуальных особенностей физиологии, а мы ему сейчас приписываем тяжёлую форму неврастении. Он сам-то что по этому поводу говорит?

- Да он ничего мне не говорит! – пожаловался Дима в трубку. – Он такой весь надменный и отстранённый. Если к нему с нежностями лезть – сразу брезгливо отталкивает. Ой, Марин, ты прости, что я на тебя это вываливаю...

- Мить, да брось, ничего ты на меня не вываливаешь. В кой-то веке позвонил вообще. А вот то, что он так себя ведёт... - Марина затихла, и Дима встрепенулся, надеясь на какое-то чудо-решение.

- Что? Что, Марин?

- Знаешь... Я с таким однажды сталкивалась. Конечно, у меня пока ничтожно мало информации, да и нюансов здесь завались, но есть такой вид реакции – нагнетание.

- Так?

- Когда человек, в попытках справиться с ситуацией, усугубляет её, дабы доказать себе и другим, что он выше этого, что эта ситуация не имеет над ним власти и не может его сломать. Обычно у таких людей очень развиты бойцовские качества и гордыня, и они не могут просто спрятаться от бури, то и дело кидаясь в самый её эпицентр.

- Врёшь, не возьмёшь? - Дима сходу поймал эту мысль, "надел" её на Андрея.

- Ну, да, – грустно отозвалась трубка. – Можно и так сказать. Типа: «а мне не больно».

- Подожди, – Дима заходил по комнате, раскладывая схему в голове. – То есть, он не потерпит ни жалости, ни сочувствия, ни ласки?

– Я всегда говорила, надо было тебе к нам в психологию идти, у тебя аналитический ум, Митька. И да, ты прав. Для него это будет равнозначно признанию себя жертвой, а…

- …а это для него хуже смерти. – закончил за неё Кротов, останавливаясь возле окна, глядя на белую луну, затянутую рваным облаком.

- Ох, – выдохнула Маринка и устало забормотала: – Как иногда хочется взять автомат и перестрелять этих мерзавцев, которые детей мучают, ты не представляешь. Я на работе такого насмотрелась, что слёз уже не хватает.

Дима очнулся, понял, что теперь надо поговорить и о Маринкиных проблемах. Он сочувственно поддакивал, говорил, что её работа спасает человеческие души и излечивает раны. В конце беседы они немного приободрились, ещё раз злорадно поржали над соседом Тузиковым с его угнанной машиной, и попрощались, традиционно пообещав друг другу держать связь.

Углубившись в раздумья, Кротов сидел на старом диване, накрытым еще более старым ковром - образец советского дизайна, оставшегося от бабушки в наследство. Он ничего не менял в маленькой однушке, лелеял уют детских воспоминаний. Бабушка переехала к родителям - самой было уже тяжело, и так Дима стал хозяином отдельной квартиры.

Он откинул голову на спинку дивана, уставился на хрустальную люстру. Кротов выстраивал логические цепочки и теории, пытаясь понять, как ему подступиться к Андрею. На такой секс он был не согласен. Конечно, с одного раза разводить психоанализ было преждевременно, но всё поведение Неволина тянуло на целый ряд симптомов, которые теперь складывались в небольшой шизанутый пазл. Даже то, что Андрей так заботливо отнёсся к нему, когда Дима скатился с лестницы, можно было отчасти объяснить этой теорией: в тот момент Кротов был уязвим и травмирован, поэтому Андрею не надо было выставлять свои обычные колючки. Тогда Неволин воспринимал его как больного ребёнка. Пока не увидел торчащую ширинку. Дима закрыл глаза, скривился, вновь переживая тот стыд в кабинете. Да, пожалел дитятку на свою голову... Кротов встал, поплёлся на кухню, на автомате включая чайник, и подвёл итоги: теорий много, но доказать их практически невозможно. Неволин его поимел и вышвырнул, и даже перевел в другую группу, теперь уже, наверное, навсегда. Ну что, уже есть с чем работать! Неуёмная жажда деятельности взбодрила пылкого влюблённого, и налив себе чая с молоком, Дима схватился за мобильник. Это была самая сложная СМС в его жизни. Он смотрел на пустой дисплей с мигающим курсором, перебирая в голове короткие фразы, что передали бы Андрею все его грёбанные чувства. Начиная с «чтоб ты сдох» и заканчивая «я хочу быть всегда с тобой». Что он хотел сказать сейчас своему странному любовнику (боже, любовнику!)? Как можно собрать в кучу всё то, что бередило душу и составить стройное предложение, так, чтобы его поняли? А, собственно, что Андрей должен понять? Кротов замер всего на секунду и решительно нажал «отправить». Андрею ушла пустая СМС, словно молчаливый взгляд: я думаю о тебе, Неволин.